Неизбежное произошло. «Чужой: Завет» больше не рассказывает историю Чужого. Тем, кто этого не понял из сюжета «Прометея», Ридли Скотт терпеливо объяснит в новом двухчасовом фильме. Лента все так же является приквелом «Чужого» 1979 года. И, возможно, когда-нибудь очередная серия дойдет до точки, в которой «Ностромо» подлетит к планетоиду LV-426, поймав неизвестный сигнал, с чего и начинался первый фильм. Пока же новая история находится на середине пути. Так что самое время посмотреть, во что она мутирует
Вселенная «Чужого» всегда была особенной. Четыре фильма, составляющие канон, сняли четыре действительно сильных автора. Такого не случалось никогда. Одни строили поверх своих прародителей, как сделал Джеймс Кэмерон в «Чужих». Другие очень резко рвали с прошлым, как это сделал Дэвид Финчер в «Чужом-3» (1992). Третьи пускали новые ростки, считая все остальные части своими предшественниками, как это сделал Жан Жене в «Чужой: Воскрешение» (1997). Но многие темы всех четырех фильмов, их особенности и, разумеется, их героиня Эллен Рипли в исполнении Сигурни Уивер оставались неизменными. Два новых фильма, «Прометей» и «Чужой: Завет», так успешно заигрывают с прежней вселенной, что в них очень легко перенести и все мотивы предыдущих частей. И впоследствии остаться разочарованными. Однако зря, потому что они — начало совсем другой истории
Мужское, женское и бесполое
Для вселенной «Чужого» особенное значение имела женщина. Она — главная героиня четырех фильмов. Важное место занимала и тема материнства, а одной из сквозных была тема вынашивания и деторождения. Чудовищного деторождения. Не зря первый фильм так много и упорно интерпретировали с гендерной, феминистической и психоаналитической точки зрения. Его рассматривали как фильм о мифологизированном восприятии мужчиной акта деторождения, страха перед лицом процесса. И этот страх кошмарным способом воплощался на экране.
Первой жертвой стал именно мужчина — герой Джона Херта в «Чужом», «родивший» ксеноморфа прямо на обеденном столе. Третий и четвертый фильмы вернули тему в женское лоно в прямом и переносном значении: Дэвид Финчер сделал Рипли матерью Чужого. Он показал это материнство как болезнь с летальным исходом в результате заражения, поэтому картину иногда рассматривают как метафору ВИЧ-инфекции. Жан-Пьер Жене, режиссер «Чужой 4: Воскрешение», добавил к факту и все те чувства, которые мать испытывает по отношению к своему ребенку — в данном случае к чудовищному и смертельно опасному.
«Прометей» начал новую парадигму во вселенной, а «Чужой: Завет» полностью отрывается от прежней модели. Он в большей степени раскрывает процесс оплодотворения и зарождения, а не вынашивания. Не зря первый начинался со сцены, намекающей на жертву Прометея. И в «Прометее», и в новом фильме есть главные героини, но это не более чем фикция, фантомы прежних серий франшизы.
Даже структурно «Прометей» построен точно так же, как и первый «Чужой». Вначале это панорамный фильм, более или менее уделяющий внимание каждому из персонажей команды, но далее все больше и больше выделяющий среди прочих главную героиню. В оригинале ею была Эллен Рипли (Сигурни Уивер), в «Прометее» — Элизабет Шоу (Нуми Рапас). В фильме 2012 года был скрытый главный герой — не женщина, а андроид Дэвид (Майкл Фассбендер) — существо по сути бесполое. Новый «Чужой: Завет» многое берет от фильма Джеймса Кэмерона, но это просто кивок в сторону праотцев — немного затянувшийся и надоедливый, но необходимый для фанатов и просто для продвижения франшизы.
Фильм 2017 года — очевидный рассказ про Дэвида и все темы, которые он недвусмысленно озвучивает. Это история андроида, сделанного слишком похожим на человека, но лишенного репродуктивной функции. Андроиды всегда были важным звеном вселенной «Чужих», но их значение часто ограничивалось тем, «хорошие» они или «плохие». Теперь этот элемент действительно наполняется содержанием и становится сердцем приквелов.
Так что если четыре части «Чужого» были хоррором на тему вынашивания и деторождения, то два новых фильма — хорроры об акте творения, где боги чудовищны и не отличаются от демонов.
Снаружи и внутри
Для всех серий «Чужого» характерно клаустрофобическое ощущение. Все четыре части интерьерные. Герои ползают, с трудом протискиваясь в узкие коридоры вентиляционных шахт, или бегают по туннелям, которые в идеале представляют собой смесь органического и неорганического. Пример последнего можно видеть в «Чужих» Кэмерона, когда солдаты находят поселенцев у реактора базы — металлический коридор со временем превращается в органическое пространство. Этой же символикой наполнен корабль пришельцев в «Чужих», как и вообще вся дизайнерская работа Ханса Рудольфа Гигера — создателя монстра Чужого. Герои предыдущих серий блуждают как бы внутри материнского лона — корабля или базы — которое заражено инородным телом. Финал — метафорические роды. Чужого, то есть иную форму жизни, выбрасывают в космос, что происходит в трех из четырех фильмов серии.
«Прометей» начинается с кадров не пустого и безжизненного космоса, а пространства осваиваемого, пространства планеты. Герои «Прометея» и нового фильма часто оказываются в замкнутом пространстве, но для обоих фильмов принципиально важно, что они всегда могут выйти и взглянуть на него снаружи. Действия фильмов разворачиваются на поверхности планет, где герои перемещаются из корабля к объектам на планете и обратно. Новые фильмы больше не находятся в «чреве» замкнутых пространств. Их герои в поиске новых плодородных почв, в которые они готовы посадить новую жизнь. В «Чужом: Завет» об этом сказано прямее некуда. Его герои — поселенцы, а их история — это освоение и оплодотворение новых пространств. С неожиданной, правда, стороны.
Монстры и боги
Чужой — это воплощение смерти, но перенасыщенное сексуальными символами, уникальное соединение Эроса и Танатоса в одном существе. Поэтому в эстетике Чужого так много слизи.
«Чужой» на самом деле задал в кино моду на монстров в органической слизи. До этого они в подавляющем большинстве представали сухими и аккуратными, но уже с 80-х и по сей день с них постоянно стекают и капают какие-то субстанции. «Чужой» был популярным фильмом, который позволял воспроизводить свои сюжетные блоки малыми средствами. Это история в замкнутом помещении с ограниченным количеством героев, которых преследует монстр. Именно поэтому в начале 80-х появилось так много клонов «Чужого», в отличие от, например, «Звездных войн», которые были еще популярнее, но чье воспроизведение было затратным. Слизь как элемент экстерьера монстра перешла из «Чужого» за компанию в другие фильмы и стала нормой, но уже не имела того значения, как в фильме 1979 года. В «Чужом» это эстетическое решение, играющее важную роль с точки зрения опять же темы родов и женской утробы и, собственно, переосмысления в кошмарной плоскости темы секса.
Все монстры в двух последних фильмах вселенной, что характерно, оставляют то же ощущение: после встречи с ними хочется вытереть руки. Это можно считать данью оригинальным фильмам, а можно и необходимым компонентом, потому что в новых сериях все образы монстров — снова история про секс, просто не в качестве начала репродуктивного цикла, а в качестве божественного и чудовищного акта творения.
В прежних фильмах объектом ужаса был именно Чужой. Это существо нарушало естественный цикл воспроизведения, в котором была мужская и женская особи с их неизменными ролями. Оно насильственно оплодотворяло и мужчин, и женщин.
В «Чужих» 1986 года схема усложнилась, когда у самих ксеноморфов появились гендерные роли и, соответственно, Королева. Однако с позиции человека Чужой оставался кошмаром. «Прометей», и особенно «Чужой: Завет», не предлагают законченной и замкнутой схемы жуткого размножения Чужого путем использования человека. Это история его творения, где каждый цикл нов и уникален. Это спираль, которая ищет, как замкнуться, когда Чужой — идеальная органическая машина для убийства — будет готов. Поэтому главный монстр новых фильмов — это совсем не протоверсия Чужого. Это андроид Дэвид — бесполый демиург с эдиповым комплексом и фигура отца в страшном ее воплощении.
В целом «Прометей» и «Чужой: Завет» много заигрывают с прежними фильмами на всех уровнях. В какой-то момент кажется, что за всем этим скрывается то настоящее, что «Прометей» уклончиво старался скрыть, а не показать. Настолько, что он казался сумбурным, путанным и ненужным дополнением к этой вселенной. На самом деле новая серия лишь притаилась за углом, чтобы в новом фильме прыгнуть на зрителя и заразить его чем-то, чего во вселенной еще не было. Поэтому, наверное, не стоит огорчаться, что это больше не история Чужого. Это история его творения.
