DTF Magazine начинает серию эссе о современном искусстве, в которых сфокусируется на акционизме и искусстве протеста. В каждом из шести текстов исследовательница и журналистка Катерина Яковленко расскажет о том, что происходило в мировом и украинском искусстве с 1960-х годов до сегодняшнего дня. Ключевые явления, движения, личности и работы. В первом эссе речь пойдет об истоках акционизма, преимущественно в Европе (а подробнее об Украине поговорим в следующих материалах)
Содержание
Голодный, холодный и злой
В нашумевшем фильме «Квадрат» Рубена Эстлунда, который глумится над миром современного искусства, есть сцена в ресторане: художник, изображающий дикое животное, начинает нападать на людей. Эпизод взят из реальной истории искусства — это оммаж на работу Олега Кулика «Бешеный пес, или Последнее табу, охраняемое одиноким Цербером». 23 ноября 1994 года в московской Галерее Марата Гельмана Александр Бренер вывел на цепи абсолютно голого Кулика, изображающего злого пса, кидающегося на прохожих.
Пресса того времени неистовствовала: «До чего народ довели, люди голые бегают по улицам и бросаются на прохожих!», — а мэр Лужков обещал вытравить голых с улиц города.
Жест Кулика оказался шокирующим. Интеллигентный мальчик из Киева, представитель «золотой советской молодежи», вмиг превратился в одного из самых известных художников-акционистов и символ 1990-х. Сам Кулик думал, что его акция в Галерее Гельмана будет первой и последней. Но тут же его начали приглашать с этим перформансом в европейские музеи и галереи. Так художник создал цикл «собачьих работ». Во время одной из акций в Цюрихе его даже арестовали.
Проект закончился, когда художник осознал, что на нем спекулируют. Его все чаще приглашали в клубы и места, где образ человека-собаки больше не воспринимался как партизанский или неожиданный. От него требовали и ожидали очевидных вещей, и суть работы терялась.
«Я ведь не собирался быть собакой. Я хотел уйти из искусства, но уйти как художник. И я придумываю этот жест — подсознательное существо, которое не обладает культурой, превращается в животное и может жить только своими рефлексами, инстинктами. Я не стремился делать портрет времени, это была моя личная трагедия как художника, я не состоялся. И вот когда я ее сделал, все вдруг увидели… Кого? Они разве меня увидели?»
Олег Кулик в интервью Галине Глебе, KORYDOR, 23 августа 2018 года
Время перестройки и первых лет независимости было настолько динамичным и жестоким, что художники не могли на это не среагировать. Пребывая в Москве, еще вчера бывшей столицей огромного государства, которую трусило от политических трансформаций, они буквально выгрызали свое место в истории искусства. В этой ситуации акционизм стал той единственной формой самовыражения, которая позволяла авторам одновременно и высказывать свою позицию, и провоцировать, и дурачиться.
Провокация, пожалуй, самое точное слово, описывающее художественные проекты 1990-х. «Бешеный пес, или Последнее табу, охраняемое одиноким Цербером» Кулика также был и провокацией, и реакцией на голодные 1990-е.
Политика, секс, вера, деньги, духовные и культурные ценности — все это становилось темами работ, где человеческое переплеталось с животным.
Буквально внутренности социальной жизни переплетались с физически неприятными для зрителя вещами: так, Кулик зарезал в галерее свинью, художник Александр Бренер мастурбировал на вышке бассейна «Москва», художник Олег Мавроматти «распял» самого себя. Но все эти «ужасы» не сравнить с тем, что бушевало в Европе в 1960-е.
Искусство действия
Акционизм как форма искусства появился в 1960-е годы в Европе, а наиболее радикальную форму обрел в Австрии. Именно Венский акционизм вошел в историю искусства как наиболее жестокий, включающий элементы насилия, обнаженного тела и крови.
Такую агрессивную манеру художников спровоцировала социально-политическая ситуация. В то время по всему миру проходили студенческие забастовки, апеллирующие к человеческим свободам и критикующие войну во Вьетнаме. В США зарождается движение хиппи, которые декларируют свою любовь к миру и ненасилию. 1960-е для Европы — это время переосмысления послевоенного наследия. Выросшие на памяти о Второй мировой войне художники считали, что государство проводит неправильную политику памяти.
Но почему в 1960-е, когда весь мир сходит с ума от The Beatles и призывает к любви, в Вене происходят публичные художественные оргии и буквально льются реки крови?
«Я — произведение искусства»
Организовавшись в группу «Институт прямого искусства» (Institut für direkte Kunst), венские художники начали свои работы с отрицания прошлого и отказа от всей предыдущей истории искусства.
В Институт прямого искусства вошли Гюнтер Брус, Отто Мюль, Герман Нич, Рудольф Шварцкоглер, Петер Вайбель. Их первые работы связаны именно с живописью. Вдохновившись Джексоном Поллоком, художники осуществили своими работами фактически экспансию Вены. Но даже в тех почти безобидных перформансах присутствовал особый акцент на театральность и использование тела художника. Совсем скоро акционисты и вовсе отказались от живописи в пользу шока и прямого воздействия на зрителя.
У каждого из авторов своя история того, как он пришел к такой эстетизации жестокости. Например, художника Гюнтера Бруса в 1961 году забрали в армию, откуда через год он вернулся с психологической травмой. Быстро изменились его взгляды в искусстве — от экспрессионизма и абстракционизма к работам о жертвоприношении, селфхарме и других видах жестокости и насилия.
Коллега Брюса Отто Мюль тоже отслужил в армии, а после окончания педагогического отделения Венской академии художеств около десяти лет провел за занятиями арт-терапией с детьми с диагнозом расстройства психики. Военный опыт обоих художников стал одной из главных предпосылок, повлиявших на их интерпретацию действительности и выбор ценностей. Они жестко критиковали войну, называя ее массовой репрессивной работой с телом.
Уже в начале 1960-х Гюнтер Брус перестал обращаться к кисти и холсту. Холстом стало все его тело, которое он использовал самым неподобающим образом. Так он манифестировал жестокость всего человечества, жажду крови, мести и смерти. «Я — произведение искусства», — сказал он своей работой «Венская прогулка» (Wiener Spaziergang) полицейским, обратившим внимание на облитого белой краской мужчину. Художника не задержали, но отправили домой. Так невинная прогулка в постнацистской Австрии превратилась в большой скандал в медиа, после которого полицию обвинили в двойных стандартах.
Пожалуй, одной из самых известных работ Гюнтера Бруса, Отто Мюля, Герхарда Рюма, Петера Вайбеля, Освальда Винера и других стала акция, проведенная 7 июня 1968 года в Венском университете. Она была частью серии событий «Искусство и революция».
Во время «Акции-33» (33.Aktion) художники пили свою мочу, онанировали, испражнялись и обмазывали своё тело и австрийский флаг своими же испражнениями. Все действия сопровождались пением австрийского гимна.
На этот раз полиция не стала церемониться и тут же арестовала художников. В тюрьме они провели два месяца. Но после этого случая искусство художников не стало менее жестоким.
В 1980-м Мюля обвинили в торговле наркотиками и сексуальных домогательствах, ровно через десять лет — в изнасиловании и совращении малолетних. В местах заключения художник провел семь лет.
«Я занимаюсь искусством 50 лет и никогда не позволял себя развращать. Напротив, я был заперт».
Отто Мюль в интервью Эндрю Гроссману, Bright Lights Film Journal, 1 ноября 2002 года
Работы венских акционистов часто были на грани между жизнью и смертью. Казалось, они целенаправленно истязают себя, чтобы умереть на публике и доказать всю невозможность жизни в то время. С Рудольфом Шварцкоглером случилась нечто похожее. В своих работах он показывал, насколько один человек может быть жестоким по отношению к другому. Однако в роли этого другого выступал сам Шварцкоглер.
Существует легенда о том, что после одной из своих акций он умер прямо на глазах у зрителей. По одной из версий — от потери крови после того, как отрезал кусок своего пениса, по второй — покончил с собой, выпрыгнув из окна как раз после этой акции. Гибель художника повлекла за собой распад круга венских акционистов, они все сосредоточились на собственной практике, многие перестали заниматься радикальным искусством.
Акционизмом в свое время занимались Марина Абрамович, Ив Кляйн, Йоко Оно, Марико Мори, Брюс Науман, Джексон Поллок и многие другие.
Украинские 1990-е: не жизнь, а провокация
Яркими представителями акционизма в Украине были «Фонд Мазоха» и «Группа быстрого реагирования». Обе группы возникли в 1990-е и работали с социальной и политической провокацией. Первая — во Львове, вторая — в Харькове. Работали исключительно с местным контекстом — социальной политикой, политикой памяти, идентичностью, политической ситуацией.
«Фонд Мазоха» основан в апреле 1991 года художниками Игорем Подольчаком, Игорем Дюричем и режиссером Романом Виктюком. Свою художественную практику они определяют в рамках «эстетики взаимодействия» Николя Буррио и отсылают к известному австрийскому писателю Леопольду фон Захеру-Мазоху. Следуя стилю писателя, художники обращались к эпатажному, маргинальному и провокационному. Важной составляющей их работ была медийная огласка.
«Мы просто веселились, реализуя какие-то из идей, поддающихся воплощению».
Игорь Дюрич в интервью Татьяне Кочубинской, KORYDOR, 5 сентября 2016 года
Одним из важных проектов группы стало «Искусство в космосе» (1993). Небольшие графические работы художников действительно были переданы космонавтам на станцию «Мир», где и состоялась символическая выставка.
Сюжет об искусстве, полетевшем в космос, появился позднее в работе художника Василия Цаголова «Теленовости» (1997), в которой он, используя эстетику телевидения, создает пространство с правдивыми и фейковыми новостями. Акция «С Днем Победы, господин Мюллер» была проведена группой 8 мая 1995 года. Художники создали соответствующие открытки (на немецком Рейхстаге висит красный советский флаг) и отправили их по адресам, где жили Мюллеры. В Германии их оказалось 5500. Художники декларировали, что осмысляют политику памяти, обращаясь к принятым концептам победителей и побежденных. Но для только что объединившейся Германии тема Второй мировой войны оставалась травматичной и болезненной.
Похожую тему поднимала и «Группа быстрого реагирования» в 1993 году. Художники Сергей Братков, Борис Михайлов, Сергей Солонский при участии Виты Михайловой создали проект «Если б я был немцем», будто бы примеряя на себя роль немцев во время Второй мировой войны. Они инсценировали смешные и часто гиперболизированные образы, в которых отыгрывали национальные стереотипы.
Два немецких проекта — это тоже о локальном зрителе, воспитанном на героическом сериале «Семнадцать мгновений весны» и представляющем мир через идеологическую советскую оптику.
«ХХ век — это век, который кардинально изменил все в искусстве. Изменился субъект, изменился объект, изменились отношения между субъектом и объектом, изменились отношения общества и художника. А также отношение общества к художественному объекту. Новые жанры, новые технологии. То есть все изменилось. Сегодня все можно. И все является искусством. И каждый является художником».
Игорь Подольчак («Фонд Мазоха») в интервью Наталье Космолинской, «Поступ»
Что делать с акционизмом сегодня?
Сегодня обе работы — и «Если б я был немцем», и «С Днем Победы, господин Мюллер» — оказываются в ситуации активной работы политики памяти и могут вызывать недоумение и критику со стороны зрителей и профессионального сообщества, работающего со сложной и травматичной историей.
В 2016 году их показали на выставке «Вина» (куратор — Татьяна Кочубинская) в PinchukArtCentre. Однако для многих музеев и галерей эти темы и работы оказываются табуированными. Собственно, как и работы венских акционистов, сегодня они вызывают множество споров и запретов.
Так, например, критике поддался трехчасовой перформанс Германа Нича 150.Action в Музее современного искусства Jumex, позже в Палермо и на фестивале современного искусства в Хобарте. 150.Action представлял собой некое ритуальное действие с распятием быка и обливанием зрителей бычьей кровью под музыку оркестра. Как это понимать сегодня? Может ли искусство быть таким жестоким?
Акционизм как искусство прямого воздействия на зрителя часто может вызывать подобные вопросы, ведь рассчитан на шок и реакцию. Для художников врагом является именно безразличие общества. Казалось, мировые катаклизмы, войны и насилие привели к тому, что и в эстетическом поле не стало других способов для того, чтобы говорить о жестокой современности, чем сама жестокость. Однако акционизм может иметь разные формы. Проводя свои художественные работы, акционисты каждый раз проверяют общество: оно все еще живо или уже мертво?
