Найтитулованіша українська анімація 2019 року — «Кохання» Микити Лиськова — відкриває APRICOT SHORT FILM FESTIVAL від ARARAT та DTF Magazine.
«Кохання» — це прорив Лиськова, що здобув не лише українські нагороди «Кіноколо» та «Золота дзиґа», а й відзнаки DOK Leipzig у Німеччині, Turku Animated Film Festival у Фінляндії, Poff Shorts в Естонії, Feinaki Beijing Animation Week у Китаї і ще близько десятка міжнародних трофеїв.
Ми поговорили з режисером про те, як пережити карантин, як трактувати сюрреалізм у «Коханні» та закладені там символи, про що буде його наступний фільм і при чому тут історія з дніпровським пічником.
«Кохання» доступне для вільного перегляду на нашому сайті до 20 липня включно.
— Як ти не з’їхав з глузду на карантині? У тебе у фейсбуці тепер багато картин, що об’єднуються в серію «послаблення карантину»…
— В последние годы я завел себе привычку рисовать людей, делать наброски. В свободное время несколько раз в неделю ходил в кафе и просто рисовал, получая кайф. А когда ввели карантин, больше всего хотелось просто посидеть на улице, порисовать. И я начал рисовать с балкона. Но как только карантин ослаб, я сразу вышел на улицу рисовать.
— Тобто свій карантин ти провів на балконі?
— Да, получается, что так.
— А як давно ти взагалі займаєшся анімацією?
— Уже 13 лет. Мой самый первый фильм вышел в 2007 году.
— За весь цей час у статусі автора анімацій де ти себе бачиш на шкалі між авторським і масовим кіно?
— Думаю, где-то посередине, потому что для меня очень важна реакция зрителей. Мне приятно, когда людям нравится то, что я делаю. Не могу на сто процентов абстрагироваться и рисовать какие-то свои штуки. Авторская анимация — это абстракция, когда ты просто кайфуешь от цветов, от линий, а реакция зрителей уже не важна. Это не совсем мой выбор, и в то же время угождать у меня тоже не получится.
Я рассказываю свою историю, но она должна быть понятна всем, особенно украинцам.
— Але при цьому твої роботи теж доволі абстрактні, у них є якась певна історія, але політ фантазії в твоїй ілюстрації дуже нестримний.
— Считаю, что художник — это просто человек, который реализует свои желания, и выбирает он их не головой. Я вот не знаю, какой будет мой следующий фильм, не просчитываю наперед. Получается, что я отдаюсь своей фантазии и она сама пишет сюжет, я же просто даю ей какой-то толчок.
С «Коханням» так и было: я сделал один маленький кусочек в середине фильма, затем понял, что будет за ним, что перед ним, и начал в две стороны рисовать историю. У меня не было четкого сценария — просто набор идей, список смешных гэгов о городе, какие-то из них я использовал, какие-то нет.
— Твоя творчість узагалі дуже сильно заходить коренями в локальний контекст…
— В какой-то момент я понял: если я здесь живу, то должен рассказывать эту историю. Если украинец уехал в Европу, учился там и остался, он уже не сможет снять украинский фильм: он не чувствует, что здесь происходит. А я вот чувствую. Еще понял, что за границей людям действительно интересно, что у нас здесь происходит.
— А люди за кордоном зрозуміли про що «Кохання»? Ти був в Ансі (великий міжнародний фестиваль анімації. — Прим. DTF Magazine), показував це кіно, тебе щось питали після сеансу?
— Спрашивают, что это за повторяющиеся надписи на стенах и в титрах, что это за печник такой. Но это второстепенная штука, ее можно не понимать на самом деле, смысл от этого фильм не потеряет. Еще спрашивают, что это за новая голова у Ленина выросла. То есть посыл они понимают — смена власти, но ничего не меняется, только голова. А что это за голова, знают только украинцы.
— Тобто люди за кордоном впізнають Леніна, але не впізнають Шевченка?
— Не узнают (сміється).
— «Кохання» зібрало дуже багато медійної уваги, ти здобув «Золоту дзиґу», «Кіноколо». У тебе є якісь ідеї, що ти розповідатимеш далі? А найголовніше — чи немає в тебе страху наступного твору після успішного фільму?
— Да я не считаю, что это успешный фильм. Вижу, что он очень несовершенный, в нем много проблем, и я хочу в новом фильме это все исправить. Сделать выводы из ошибок и снять еще лучше. У меня есть запас идей на новый фильм, поэтому не переживаю. И на самом деле уже делаю его.
— А можеш щось про нього розповісти?
— Он называется «Свіжина». Название отсылает к магазинам, где мясо продают, в Днепре их очень много. Эта история будет похожа на «Кохання», потому что после этой анимации меня все спрашивают, будет ли вторая серия. Вторую серию делать не хочу, но какие-то отсылки использую. Например, того же человечка, который из груди вылезает, его линия вообще не раскрыта. Такой пазл будет складываться. Но если «Кохання» — это портрет города, там нет одного главного героя, то здесь уже в центре сюжета будет семья — ребенок, мать и отец. Такие бытовые условия: китч плюс постсоветский стиль, все по классике (сміється).
— У «Коханні» немає однозначно зрозумілого сюжету, але є постійні відгалуження. Тебе не лякає, що люди можуть інтерпретувати це кіно по-своєму?
— Я сам люблю фильмы, которые можно смотреть много раз, находя в них какие-то новые штуки. Мне не нравится одноразовое кино, хочется, чтобы фильм смотрели много раз. Еще ориентируюсь на то, что он будет в интернете: люди смогут поставить его на паузу, посмотреть, что там на стенах, какие граффити нарисованы. В фильме будет много таких вещей, которые при первом просмотре в кинотеатре люди не заметят.
Вот в «Коханні» есть один момент, который зрители действительно интерпретировали не так, как хотелось: в начале фильма самолет превращается в орла, и из него выпадает яйцо. Когда я рисовал, то думал, что орел — это символ власти, что-то от России, угроза, которая летает над нами. Но европейцы решили, что орел — это символ Америки, там ведь дальше ядерный гриб вырастает.
— А в тебе не було страху, що щось не зрозуміють, доведеться пояснювати?
— Этот страх всегда есть, потому что любая идея на начальном этапе у тебя в голове складывается и кажется понятной. Но когда ты рисуешь раз за разом, месяц-два-три, то вообще теряешь адекватность, и думаешь: что я рисую, вообще не смешно, ерунда. Тогда я показываю такие вещи моим друзьям и близким. Например, брату. Он программист, вообще далекий от искусства. Если ему не нравится, он скажет «да это хрень какая-то!» или же будет смеяться, если это прикольно. Иногда в процессе рисования я выкладываю картинки или кусочки анимации в соцсети, смотрю, где больше лайков, какие появляются комментарии, такие фокус-группы провожу. Сам я теряю трезвость оценки и в какой-то момент уже просто не знаю, работать дальше или нет.
— Мені теж здалося, що в тебе є певний баланс між абстракцією, але такою, що залишається досить зрозумілою, тобто вона не йде в якусь психоделічність, яка стає відкритою для різних трактувань.
— Да, это сюрреализм. Если взять Сальвадора Дали и Рене Магритта, то сюрреализм второго понятен. Я отталкивался от его картины «Поцелуй»: у меня в кулечках люди сидят. Если у Сальвадора Дали на картине, например, горящий жираф в пустыне, ты понимаешь, что расшифровать это невозможно, это просто прикольный горящий жираф в пустыне.
Поэтому я выбираю Рене Магритта, которого можно расшифровать. Мой сюрреализм тоже можно расшифровать.
— У тебе дуже дніпровська історія, це кіно про твоє місто, там багато символів. Розкажи, які алюзії на місто ти заклав?
— Во-первых, печник. Это странный символ нашего города: у нас всюду на стенах попадается надпись «Печник» с номером телефона. Сейчас ее стало меньше: закрашивают, а раньше она была везде. Все начали думать, что это такое, наркотики может продают, начала легенда какая-то появляться. Мы же взяли и позвонили по этому номеру. Оказалось, это просто мужик, реальный печник, который может газ провести или печь сделать. Его ловила полиция, потому что его впринципе не сложно поймать, он свой номер телефона оставил. Есть даже ролик задержания. «Зачем ты исписал весь город?» — спрашивают, а он: «Экономическая ситуация в стране такая, что у меня нет денег на нормальную рекламу, а я должен себя рекламировать». Думаю, штраф за такие надписи небольшой, так что печник его платил и продолжал дальше писать, а его самого заставляли это закрашивать. Потом граффитчики в Днепре стали его пародировать, сами писали на стенах, у нас в городе было большое граффити «печник», стильное очень.
— А ти не хотів би про нього зняти кіно?
— Да вот хотелось бы, можно было бы документальную историю сделать. Что интересно, за пределами Днепра люди об этом тоже что-то слышали. К тому же оказалось, что есть такая детская книга, в советское время издавалась, называется «Ленин и печник».
— Обидва персонажі з твого фільму.
— Вот именно! Еще одна пасхалка: у нас в центре города стоят светофоры, в которых играет мелодия, помогающая слабовидящим людям переходить дорогу. В Киеве это просто какие-то пикалки. У нас — настоящая мелодия. Я эту мелодию записал на диктофон и поставил в своем мультике, в сценах, когда на остановке персонажи трансформируются. После этой мелодии звучит музыкальный трек, его написал Женя Гордеев из группы Kurs Valüt. Он взял эту мелодию светофора и превратил в техно.
Есть еще сцена с парикмахерской, откуда выходит парень. Это абсолютно реальное место в самом центре города. Я нашел такую старую постсоветскую «перукарню», там решетки на окнах, металлическая дверь глухая. Побоялся туда зайти, если честно, но внешний вид сфоткал.
— Ти якийсь час жив в Києві, але потім повернувся в Дніпро. Ти кажеш, що тут великі проблеми з культурою, що тоді тебе тримає в цьому місті?
— Когда я в Киеве пять лет учился, то понял, что столица — это, в принципе, по уровню культуры тот же Днепр, но только в 25 раз больше. Если у нас одна галерея, там 25 галерей, но уровень тот же.
Я для себя в Киеве ничего не нашел, не встретил человека, который делал бы интересную анимацию, не нашел такой студии, на которой хотел бы устроиться работать.
Все, что я видел в Киеве, это огромные толпы людей и забитое метро. В какой-то момент я понял, что снимаю квартиру на окраине Киева в спальном районе, который один в один Днепр, и плачу в пять раз больше, чем в Днепре. Спросил себя, зачем я это делаю, ведь работаю как фрилансер и мне все равно, где жить, поэтому для меня нет разницы — Киев, Днепр, Украина в целом.
— Мені здається, в кожному місті-мільйоннику є такий універсальний спальний район. Тому «Кохання» — це не лише дніпровська історія, а дуже універсальна українська історія.
— Да, конечно. Ну а еще в Днепре у меня есть свое жилье, за которое мне не нужно платить, и это позволяет мне делать свое кино. Я не должен ходить на работу, у меня получается здесь свой ритм, здесь я могу выжить.
— Ти схиляєшся до абсурдистського переосмислення жорстокої дійсності. У «Коханні» дуже яскраві, але злободенні образи. Ти взагалі більше скептик чи романтик?
— В украинской реальности очень сложно быть романтиком.
— Але в тебе кіно про кохання!
— Стараюсь эту реальность как-то трансформировать, превращать во что-то. Реальность вокруг меня — скорее, референс для моего искусства, фантазии. Потому что это помогает мне выжить. Я с детства начал этим пользоваться, когда ходил в школу в спальном районе, там дедовщина была и много всякой жестокости. Рисование мне помогало отвлечься. До сих пор, когда плохое настроение, сажусь рисовать. Для меня это — как медитация.
«Кохання» доступне для вільного перегляду на нашому сайті 20 липня включно.
Спільний проєкт
