Витя Бакин (Vic Bakin) — один из самых заметных и последовательных украинских фотографов, работающих с темой мужской натуры. Начинал он с модельных тестов и съемок для L’Officiel Online. В этом же издании вышла его первая серия о мужской красоте. Позже создал серию «Фонтан юности» (Fountain Of Youth), в которой фотографировал только молодых парней, пытаясь зафиксировать момент взросления, который настигает каждого человека.
В 2020 году работы Бакина наравне со снимками других киевских фотографов опубликовали в зине ∄, а уже спустя год лейбл клуба — Standard Deviation — берет его фото на обложку первого винилового релиза и издает персональный фотоальбом Heavy Clouds. В ней впервые Витя представил фотографию как объект, дополнив свои снимки краской.
Настя Калита встретилась с Витей по просьбе DTF Magazine и поговорила о его интересе к исследованию мужской натуры, попытках зафиксировать симбиоз силы и нежности, о съемках в общежитии, нежелании соприкасаться с чернухой и грязью. Расспросила также о новых проектах и попытках притронуться к женской красоте. Кроме того, мы впервые публикуем некоторые новые работы фотографа
— Как в твоей практике возникла тема исследования мужской красоты (я для себя так определяю твои работы) и почему именно мужской?
— В какой-то степени я действительно исследователь мужской красоты. Впрочем, совсем недавно начал фотографировать и девушек. Ранее просто не мог понять их, и, наверное, из-за некоей неловкости все снимки получались нелепо. Я долго не заходил в это пространство и снимал то, что хорошо знал: юность и парней. То, кем был я сам, — это моя фотографическая зона комфорта, из которой я постепенно начал вылезать.
— Начал вылезать?
— Я и ранее фотографировал девушек, но редко. Мне кажется, здесь сыграли два фактора. Первый — то, что часто девушки относятся к своей внешности слишком придирчиво, второй — извне на женский пол есть определенное давление: ты должна быть красивой, худой и ухоженной. Учитывая это, мои работы просто не получались: на картинках девушка выглядела как-то нелепо и странно. И я не мог понять эту телесность.
До сих пор существует убеждение, что нужно разграничивать два мира: мужской и женский. Поэтому я занялся той частью, которая мне была понятнее.





— Тем не менее ты начал снимать девушек. Они до сих пор нелепы?
— Нет, видимо, что-то поменялось в сознании, но я пока не могу до этого докопаться. Я захотел увидеть всех — и парней, и девушек — как людей, без оглядки на пол.
— Расскажи больше о том, как ты работаешь с фотографией. И с чего у тебя появился к ней интерес?
— Я вырос в Ивано-Франковске, учился на IT. Потом, во время работы в банке, мне стало так грустно и скучно, что решил переехать в Киев. Здесь я будто проснулся в творческом плане, это случилось в 2010 году. В то время у меня появился простой фотоаппарат, и, чтобы сближаться с людьми, я начал фотографировать. Постепенно меня затянуло, и я перешел на модельные съемки, снепы, тесты и так далее.
Во времена flickr это все делалось в ящик — виртуальный ящик. Потом меня начали замечать, даже брать интервью, история с фотографированием мужской натуры постепенно вырисовывалась в нечто более конкретное. Мне нравилось происходившее вокруг: я встречал новых людей, общался, фотографировал, делал невероятно красивые снимки (как мне казалось).
— Снимки мужской натуры тоже были в 2010 году?
— Нет, они появлялись постепенно, я не сразу пошел в этом направлении. Ты фотографируешь человека, делаешь обычный портрет, но потом он предлагает тебе сделать обнаженную фотографию, и ты соглашаешься. Нет никаких надежд на подобные фото заранее. Ты не знаешь, что может получиться, и в итоге плывешь по течению. И только позже понимаешь, что открываешь целую тему.
— Из чего состоят твои проекты? Как они начинаются и двигаются дальше? Какие методы работы ты применяешь? Есть ли у тебя постоянная серия, кажется, это «Юность»? Как происходит работа над ней?
— Для меня фотография — это процесс открытия. Каждый снимок ведет к следующему. То, что я снимаю, можно назвать персональным дневником.
Я фотографирую как минимум два дня в неделю. Стараюсь не забывать ремесло, несмотря на кучу других дел. Работаю одновременно в нескольких проектах в зависимости от того, что мне попадается, какой человек. Пытаюсь понять, куда это лучше заходит.







Главный проект, «Фонтан юности» (Fountain Of Youth), начался давно и продолжается до сих пор, это постоянная серия. Я обозначил его как forever ongoing project, потому что это та плоскость, которая интересует меня вне временных рамок. Юность — короткий и насыщенный период, кажется, трансформация происходит в геометрической прогрессии.
Встречая человека спустя год, ты осознаешь, насколько он изменился, он будто вовсе другой — это настоящая метаморфоза.
Помню по себе, это самый бурный и противоречивый период в жизни. Амбивалентность силы и нежности. Наступление и воцарение маскулинности. Я пытаюсь запечатлеть и расшифровать этот особенный и неповторимый момент «кризиса» и прихода в себя.
— Ты как-то сказал, что когда видишь человека, то понимаешь, к какому проекту он подойдет, какую эмоцию он может олицетворять. Как это происходит? Ты смотришь и думаешь: вот Маша не подходит, а Оля — то, что надо?
— На самом деле это лотерея. Порой ты встречаешь подходящего человека онлайн, но, когда он приходит к тебе в студию, случается полный дисконнект.
— Что ты делаешь в таких ситуациях? Снимаешь?
— Я снимаю в любом случае, но недолго. Когда снимаю, всегда ищу присутствие. Иногда происходит чудо: ты пересекаешь некую мембрану — и человек вдруг открывается. Чтобы добиться этого, мне нужно обнажить свои сомнения и принять их, нужно быть таким же уязвимым.
— Бывает ли так, что выбираешь все идеально, а потом снимаешь и ничего не получается?
— Да, это работает и в другую сторону.
— Много было таких неудач?
— Меньше шансов, что будет полный дисконнект. Здесь вопрос в том, сколько тебе нужно докапываться до истины, до правды под слоями брони. Бывает, что нужно много копать, а иногда человек приходит к тебе, садится, и ты понимаешь, что вот оно — бери фотографически.
В начале своего пути в Киеве, когда я переключился на моделей, ощутил некую «модельную» профдеформацию: человек стоит перед тобой, и кажется, что это не он, а его роль. Не всегда легко было сломать эту защиту.


— В таких случаях требуется актерское мастерство, а тебе нужен человек как таковой?
— Именно. Под этой защитой, где-то там, далеко или близко, находится сам человек.
— Как ты все же догадываешься, что это твой герой?
— Думаю, это происходит на уровне интуиции. Иногда бывает так, что я вижу интересного человека, но не понимаю, как его поймать, сфотографировать. На самом деле требуется везение, немого работы и удача. Все!
— А что снимок получился?
— Я смотрю на картинку и понимаю, что это timeless. Вероятно, и здесь все зависит от интуиции. Словарь не такой большой, чтобы описать спектр чувств, которые у тебя возникают, когда ты смотришь на фотографию. Можно написать «красиво, трушно», но ведь твои чувства намного глубже.
— Если вернуться к проекту «Юность», хотел бы ты снять своих героев спустя годы? Как проект будет развиваться дальше?
— Однажды я фотографировал своего приятеля. Это было два-три года назад. Встретив его спустя год с лишним, понял, что это уже другой человек.
Есть такой американский фотограф, кажется, его фамилия Никсон, который снимал четырех сестер сорок лет подряд, делая по кадру в год. Эта трансформация — очень интересная тема, но она требует времени и настойчивости, нужно отыскать человека и не потерять его. Я не со всеми поддерживаю контакт: жизнь идет, и окружение меняется, как река течет. Но у меня есть пара ребят, которых я зарекся снимать каждый год.





— Родион — герой снимка в журнале VOGUE в рамках их проекта «Картина Мира. Искусство в самоизоляции». Мой самый любимый из твоих снимков. Кроме красоты, в нем есть какая-то социально-политическая подоплека. Даже твой комментарий является введением в определенную историю. Это не просто про красоту, это уже целый контекст.
— Да, и я со временем понял, что студийные фото — это интересно, но когда ты выходишь в реальную жизнь, то видишь намного больше — многослойные пересечения разных судеб.
Я снял этот портрет в общежитии, затем он попал в VOGUE. А после — на выставку в Port.Agency. Там, в общежитии, мы провели три часа, общаясь, заходя к соседям и так далее. Это было до пандемии.
— Портрет достаточно спонтанный. Он делался в процессе некоего расслабления?
— Да, именно. Но в то же время меня потряс тот образ жизни, который я увидел. По-моему, это был железнодорожный лицей. Я ужаснулся тому, как люди могут жить в таких условиях: шесть человек в маленькой мрачной комнате, двухъярусные кровати, все изношенное… Выйдя из своей студии, из зоны комфорта, я попал в какой-то ад. Но ведь этот мир интересен по-своему.







— Не думал ли ты, попав в такую среду, снять групповой снимок? Создать более широкую историю, включить еще кого-то?
— Этот снимок стал началом проекта до локдауна, а потом все закрыли. Через какое-то время в 2020 году учащиеся вернулись. И я вновь снимал в нескольких общежитиях. Сделал намного больше фотографий разных людей. Внутри там хаос: движ, драки, наркотики, выпивка, любовь — полный набор.
— Ты это все снимал?
— Да, я был преимущественно ориентирован на портреты людей, немного вырванных из контекста: не хотелось включать всю ту чернуху, которая нас окружала.
— Ты хотел фокусироваться на других вещах?
— Да, именно так, просто на человеке.
— Но при этом, как мне кажется, твои герои (может, это связано с тем, что ты много снимал моделей) всегда очень красивы по тем меркам красоты, которые вообще возможны. У тебя редко можно увидеть нестандартных людей. Думаю, ты понимаешь, о чем я.
— Да, понимаю. Это был мой пунктик с самого начала. Поскольку для меня это все было очень exciting, будоражащая красота, я пытался идеализировать юность, человека и тело.
Со временем я начал избавляться от этого идеализирующего отпечатка и постепенно зашел в серию, которую теперь снимаю очень аскетично. Пока такие снимки я нигде не публиковал. Это портреты парней и девушек с одной и той же простой декорацией с использованием статичной камеры большого формата и листовой пленки 4 × 5 дюймов. Я фиксирую то, каким мне представляет себя человек. Выстраивая простую композицию на матированном стекле, вижу человека в перевернутом виде, что помогает мне вообще не фокусироваться на позе или выражении лица и принимать все таким, каким оно есть.


Я выбираю красивые натуры, но с какой-то закавыкой и тайной. Как говорится, красота в глазах смотрящего. У всех свои каноны, есть общепризнанные, а есть внутренние, по которым, собственно, и провожу навигацию.
— Давай о твоем проекте с лейблом Standard Deviation? Как вы создавали этот зин?
— Все началось с того, что я сделал обложку для первого винила, который выпустил лейбл Кирилловской Standard Deviation, и она всем понравилась.
Ребята узнали, что у меня есть целый проект на эту тему, и мы решили вместе сделать зин, а после этого и выставку в помещении самого клуба. Кстати, с нею можно ознакомиться и сейчас.


Heavy Clouds возник в начале пандемии. В какой-то момент я перестал фотографировать людей у себя в студии и погрузился в архивы. Я всегда печатаю фотографии, хотя бы в маленьком размере. У меня их горы. Местами я смутно помнил, как эти фотографии вообще получились, ведь некоторым было пять-семь и больше лет.
Тогда я открыл для себя новую тему — краски, как в детстве. Кроме фотографий тел, была добавлена новая переменная — множество слоев и текстур краски — мой способ передать белые пятна в памяти. Моя попытка нырнуть в глубины вечно уходящей, но такой же вечной молодости. Эти работы можно назвать объектами, однако в рамках зина это плоские картинки.
— Если бы ты делал книгу, например артбук, какой бы она была?
— Какой бы была книга — хороший вопрос, представить то, чего еще не нет… Думаю, она была бы более чистой, фотографической, в классическом плане. Для меня важна не так подача, как контент.
— Мне кажется, что твои снимки очень нежные. Ты это делаешь умышленно или все-таки готов коснуться некоей грязи?
— Я всегда ищу человечность. Такая у меня душевная конституция. Мне кажется, даже при желании я бы не смог зайти на территорию объективации, пошлости, дерзости: это не мое в принципе.
— Как бы это банально ни звучало, но откуда ты черпаешь вдохновение? Может, как-то соприкасался с Харьковской школой фотографии, Днепропетровской или тебе это неинтересно?
— Мы недавно с подругой это обсуждали. Она спросила, кто в Киеве еще снимает мужскую натуру.
— Кажется, одним из первых был Евгений Павлов.
— Да, но это мы говорим о проекте 50-летней давности (Евгений Павлов, «Скрипка»). Из тех времен я также могу отметить серию Юрия Рупина («Баня»), в плане мужской натуры это вау. И визуально очень timeless, хотя понятно, что общественная баня — это больше о советском этапе. Из современных фотографов сейчас сложно кого-то выделить; нравятся отдельные работы некоторых ребят, но за ними нужно еще понаблюдать.
Меня очень вдохновляют несколько иностранных фотографов. У одного из них, JH Engström, я учился на воркшопе в Копенгагене. Это честная, прямая и дикая смесь всего. Человек фотографирует и города, и пейзажи, и людей, и обнаженную натуру — все то, из чего и состоит жизнь.
Не так давно я сам начал заниматься сельскими пейзажами. Живя долгое время в мегаполисе, еще больше начинаешь ценить природу и село. Одним из сильных вдохновителей является Семен Просяк со своей серией «Седнев» (село в Черниговской области). 70—80-е годы, черно-белая фотография, невероятные виды, люди.



— Что еще тебя вдохновляет?
— Красивые люди, но не только внешне. Интересно, что «транслируют» глаза, и вся подача, не только само тело. Я недавно нашел одну интересную цитату Оскара Уайльда о красоте. Он говорит: «Все искусство абсолютно бесполезно, поставьте на первое место полезность — и вы это потеряете. Поставьте на первое место красоту — и то, что вы делаете, будет полезно всегда!» Это к вопросу о том, чтобы сделать красиво и еще красивее. Хотя, возможно, я от этого постепенно отказываюсь и учусь принимать все таким, каким оно есть.