К евин Мартин более чем оправдывает свой моникер The Bug. Британский продюсер будто родился с несколькими парами рук, которые беспрерывно ретранслируют внутренний голос Кевина в музыку его многочисленных проектов и коллабораций: God, Techno Animal, Ice, Pressure, активный теперь King Midas Sound, новый Zonal и прочие. Музыку Мартина издавало немалое число лейблов: даб, дэнсхолл, хип-хоп, регги и что бы еще ни было между ними и к ним в придачу.
The Bug стал любимчиком лейбла Ninja Tune, хотя начинал с WordSound и Reflex Records. Сам же Кевин основал собственный лейбл Pathological, на котором недавно вышел первый LP протеже музыканта — Miss Red. Вдобавок продюсер был музыкальным журналистом в 1990-х, занимался графическим дизайном обложек пластинок, устраивал и все еще устраивает вечеринки и перевоспитывает тех концертных промоутеров, которые ни во что не ставят качество звука. А еще Кевин — муж и отец двоих детей, хотя сам прошел через довольно паршивое детство.
2 ноября The Bug и Miss Red выступят в Киеве на хеллоуинской вечеринке, хедлайнером которой стал Mount Kimbie. Накануне концерта мы пообщались с Кевином Мартином не только о его музыкальных проектах, но и о современной музыке и необходимости революции в индустрии
— Где ты сейчас и что делаешь?
— Я в Берлине в самом разгаре переговоров по заключению контракта. Очень важно и очень скучно.
— А как давно ты живешь в Германии? Почему предпочел Берлин Лондону?
— В Германии я уже четыре года. Лондон был мне больше не по карману, он превратился в песочницу для богачей и утратил тот дух, который я в нем любил. Условия, которые когда-то подстегивали музыкальную сцену, со временем были взяты под контроль. Пространства, где зарождались творческие движения, события — все сворачивалось. У меня были долгие отношения любви и ненависти с этим городом, и в итоге ненависть возобладала. Поэтому пора было найти новый пункт назначения. А Берлин всегда был очень музыкальным.
— Ты нашел в Берлине «свои» места и события? Может, приглянулся местный андеграунд?
— Я открыл здесь собственный небольшой клуб Pressure, где поставил свою саунд-систему. Знакомый берлинец, которому плевать на показатели громкости, устраивает здесь вечеринки Gretchen. Люблю играть на них время от времени. В Pressure я пытаюсь воссоздать то, по чему скучаю в клубах: выжимаю все соки из большущей саунд-системы в очень маленьком пространстве, где ты слушаешь не техно, поглотившее Берлин. Играю музыку, которой всегда увлекался, — от даба и хип-хопа до грайма и всякой странной, грязной, брутальной электроники. Я понял, что в Берлине таких вечеринок нет, поэтому пришлось сделать все самому. Вдохновлялся событиями Subdub, которые когда-то устраивались в Лондоне и все еще проходят в Лидсе. Организаторы Subdub тесно связаны с фестивалем Outlook в Хорватии.
— Во время твоего выступления на Brave! Factory в прошлом году народ слетел с катушек. Какие у тебя впечатления после того визита в Киев?
— На самом деле было очень много технических проблем. Нам пришлось многое менять на ходу. Не лучший фестиваль в моей жизни в плане шоу, но атмосфера понравилась. А еще я тогда впервые побывал на лайве Egyptian Lover! Я не раз играл в Украине, и всегда меня очень радует публика. Во время выступления моя главная цель — охватить огнем сердце и сознание слушателя. Я люблю, когда реакция интенсивная — как и звук. Я выбираю предельную громкость и мощное освещение, чтобы люди испытывали буквально ошеломляющий опыт и прокручивали его внутри после шоу. И в Украине я каждый раз чувствовал это.
— Почему для тебя важно создать такой сильный экспириенс?
— Музыка несколько раз меняла мою жизнь. Я очень надеюсь, что то, что мы пытаемся делать, поможет людям слышать музыку, вызовет в них желание делать музыку, стать одержимыми ею, снова сделает ее важной. Потому что сегодня глобальная проблема музыки заключается в том, что бо́льшая ее часть звучит как фон.
— Как думаешь, почему так происходит?
— Сложный вопрос. В моих глазах эта ситуация противоречит логике, да и вообще мир теперь еще безумнее, чем когда-либо: в политическом смысле очень ненадежный и опасный. И ты ожидаешь, что искусство будет отражать этот хаос, но оно этого не делает. Люди больше не чувствуют, что музыка занимает какое-то особое место в их жизни. Львиная доля того, что продвигается в музыкальной индустрии, совершенно безликое — неудивительно, что всем плевать.
У руля стоят довольно консервативные персонажи, которые лишь хотят срубить куш на каком-то тренде. Поэтому сейчас сложно найти андеграунд с неким видением, это искусство на острие ножа, а не бизнес. Вспомнить джаз в 60-х, регги в 70-х, хип-хоп в конце 70-х и начале 80-х, постпанк в 90-х — все они родились из революционного духа и огня. Это были попытки избавиться от скуки. Теперь самое время для новой революции, которая избавит мир от всей непроходимо скучной музыки, которая звучит так, будто ее делали уже миллион раз до этого. Ситуация просто кричит в надежде на новый подход в звучании и вдохновение.
— Пожалуй, последние 20 лет были не столь богатыми на радикальные музыкальные эксперименты, как десятилетия подряд до этого.
— Да, потому что все диктуют деньги. А где деньги, там консерватизм и консервативные организации. История не помнит случаев, когда радикалам давали деньги. Поэтому нам остается среда «сделай сам». Требуется смелость, чтобы доверять собственному голосу внутри и противостоять мудакам.
— Ты как-то сказал, что тебя притягивает музыка, которая «исследует экстремальные эмоциональные состояния». О какой музыке шла речь?
— Для начала — любая музыка, которую возненавидели бы твои родители. И та музыка, от которой в твоей голове проносится «Какого хрена? Что это вообще такое?», которая сотрясает тебя изнутри. Она непредсказуемая, в ней есть место для случайностей. Я называю это фактором «What the fuck?!». Самым первым потрясением в моей жизни был постпанк.
— Если не ошибаюсь, тогда же, в подростковом возрасте, ты хотел разнести в пух и прах само понятие структуры. Откуда это взялось?
— Главным образом из-за неблагополучной семьи: мои родители ненавидели друг друга, и мой отец ненавидел меня. Когда растешь в такой враждебной среде, начинаешь ставить под вопрос всю структуру общества. Мол, семья — это правда хорошо? Это действительно работает? Этот институт, который считается лучшим для всех, — может, все это только фасад? Дымовая завеса? К тому же я был очень молод, впервые услышал Sex Pistols, потом Discharge, Throbbing Gristle, Public Image Ltd, Killing Joke, Joy Division, The Birthday Party — всех этих ребят, которые были настоящими панками и в клочья рвали своды правил о том, что можно и чего нельзя. Это все еще важно для меня — дух независимости и, конечно, свобода передвижения.
— Свобода передвижения в географическом смысле?
— Да, она очень важна ментально и физически. Неслучайно в странах, где 60% населения никогда не покидает своих границ, живет такое количество мудаков. В путешествиях ты осознаешь, что у всех нас одни и те же потребности, надежды, страхи, мечты. И цвет твоей кожи ни черта не значит, как и возраст, и социальное происхождение. Мы же из одних и тех же элементов сделаны. Может, я и говорю очевидные вещи, но сейчас, когда возвращаются границы и возводятся барьеры, эти вещи говорить важно.
— Какие путешествия принесли тебе самые значимые инсайты?
— Ты узнаешь что-то о себе, куда бы ты ни отправился. Я путешествовал далеко и широко, но все равно недостаточно. Мой рабочий график долго строился с учетом западноевропейских локаций. Я на многое посмотрел другими глазами после визита в Мексику, Бразилию, Китай. Я начал гастролировать по Польше, России, Украине, Беларуси, Армении всего 10-12 лет назад — это стало настоящим откровением. Страсть, с которой люди принимают музыку в странах Восточной Европы, просто феноменальная.
— Возможно, потому, что очень долго такое концертное разнообразие было здесь недоступно.
— Именно! Поэтому я стал наверстывать. Здесь это все еще праздник, я чувствую страсть к музыке, она все еще что-то значит. В таких странах, как Германия, Британия, Франция, ты можешь столкнуться с крайне избалованной публикой, сухой и черствой. Им кажется, что они уже все слышали. Музыка больше не говорит с ними.
— Ты уже тридцать лет работаешь с несколькими жанрами: даб, дэнсхолл, регги, хип-хоп, грайм, дабстеп. Что ты нашел в них для себя?
— Когда я впервые услышал регги- и хип-хоп-MC, дэнсхолл, они стали «загранпаспортом» в совершенно иное представление, где звучала музыка будущего. Я влюблен в этот шок и стремлюсь сам быть его источником. Даб для меня всегда был больше чем жанр — это образ мышления, эстетика и философия жизни. Это свободомыслящий вирус, который мутирует, чтобы выжить. И это то, что делаю я.
— Ты даже говорил, что даб есть в фильмах Годара и литературе Берроуза и Гизона. Что именно ты имел в виду?
— Даб — как постмодернистский прием, он не особо чествует линейное повествование и перекраивает его. Возьми собранную головоломку — нормально структурированное музыкальное произведение, — подбрось ее, затем сложи упавшие кусочки пазла в отчаянно хаотичной манере — и получишь даб. Та же техника «нарезки кусочков» прослеживается в литературе Уильяма Берроуза, в монтаже Жана-Люка Годара. Дэвид Линч тоже ярко миксует и переформатирует повествование историй. В смысле продюсирования даб — это радикальный монтаж.
— Ты можешь сопоставить себя нынешнего с собой десять и двадцать лет назад?
— Если бы двадцать лет назад мне сказали, что я стану отцом двоих детей и буду жить в Берлине, я бы ответил, что они рехнулись. Я бы рассмеялся, если бы мне сказали, что выплескивание агрессии на сцене, которое выгоняет всех из зала, превратится в студийное мастерство. Тем не менее, если прослушать все альбомы God, их суть не так далека от того, что я делаю сейчас. Когда студия стала моим инструментом и я ощутил ее магию, это изменило меня как человека. Равно как и отцовство — всю жизнь я бежал от этого, от обязательств и ответственности. Теперь для меня этот опыт сродни чуду.
— Как ты совмещаешь отцовство с музыкальной карьерой?
— Буквально вчера обсуждал это с моими талантливыми друзьями, в частности с Марком Эрнестусом из Rhythm & Sound. Это настоящий вызов — быть одновременно фултайм-музыкантом, создающим некоммерческий материал в коммерческом музыкальном мире, и фултайм-отцом, у которого есть соответствующие обязательства. Непросто. Но мне чертовски по душе этот вызов.
— В самом начале ты радовался, когда все выметались из зала во время твоего выступления. Теперь в точности до наоборот: ты кайфуешь от взаимодействия с толпой. Когда и почему изменилось твое отношение?
— Точно не скажу, может, все дело в уверенности, которая пришла с выработкой навыка транслировать свои мысли через звуки. Я пришел к этому, когда начал работать в студии. В прошлом я считал, что важно лишь то, что я думаю о своей музыке. Теперь понимаю, что это как раз и не важно — решает слушатель, сам для себя. Ведь с момента релиза или лайва музыка больше не принадлежит тебе. Так, в разговорах про альбом London Zoo все выделяют треки Skeng и Poison Dart. Это не мои фавориты ни с точки зрения продюсирования, ни в плане эмоций, ни в контексте политических взглядов, хотя я понимаю, почему они так нравятся людям. Я бы выбрал, например, Too Much Pain, в нем я слышу новое для себя звучание дэнсхолла.
— Почему первым альбомом The Bug стало «переосмысление» фильма Фрэнсиса Форда Копполы «Разговор»? Почему не просто альбом с треками The Bug?
— До того момента я никогда не работал над записями самостоятельно, всегда сотрудничал со сторонними инженерами или c тем же Джастином Бродриком из Godflesh (у них-то была студия, а у меня — нет). И тут меня попросили записать что-то для лейбла WordSound, которым я восхищался. Я не совсем понимал, что бы такое сделать. Как раз тогда я заключил сделку с Warner Brothers на релиз проекта Ice, у меня появились деньги на первые семплеры и микшерные консоли, и я учился всему по ходу продюсирования альбома. Пожалуй, я не стремился тогда сделать полноценное заявление в качестве The Bug — мне еще предстояло узнать, что это такое.
Так вот в то время у нас с Джастином был этап полного погружения в саундтреки, world music, контемпорари-джаз — музыку-демонтаж стандартной песенной формы. Я с ума сходил по саундтрекам и кинематографу в целом. «Разговор» был потрясающим в плане повествования и, конечно же, в плане напряженного музыкального сопровождения — особенно выдающийся саунд-дизайн Уолтера Мерча. Но этот саундтрек нельзя было нигде достать, я даже не мог вырезать что-то для FX. Я представил, как было бы здорово, если бы у меня на руках вправду была запись, вдохновился сюжетом, темами паранойи, госконтроля и того, как человек сходит с ума, и взялся за свою музыку к «Разговору» — Tapping the Conversation.
— Ты хотел бы однажды записать собственный саундтрек к фильму?
— Да, еще когда мы с Джастином были в Techno Animal, мы отчаянно этого хотели. Но мне кажется, в этой области музыкант мало что контролирует, мало остается пространства для того, что хотелось бы вложить именно ему. Я помешан на контроле и не иду на компромиссы. Поэтому я вряд ли подходящий для такой работы человек. Хотя я все еще мечтаю попробовать. И в целом с возрастом понимаешь, что музыка — это нечто большее, чем играть в клубах. Ты начинаешь заглядывать в другие области, ищешь альтернативы, иные пути выражения, будь то саундтреки, звуковые инсталляции или саунд-дизайн.
— А что насчет нового материала? Чего ждать в ближайшем будущем?
— В следующем году выйдет новый релиз King Midas Sound. Также в следующем году планирую выпустить сольный альбома от имени Кевина Ричарда Мартина. В основу легла музыка, написанная для сына, когда он боролся за свою жизнь в первый год после рождения. Еще я пишу свежий материал The Bug, который представлю в миксе для Solid Steel до конца этого года. И практически завершен новый альбом Zonal. Так что этот год был супернасыщенным, просто сумасшедшим.
— Особенно в сочетании с отцовством.
— Даже скажу, что это мне очень помогло. Когда я жил в Лондоне, то не чувствовал себя счастливым. Ушло четыре года на запись London Zoo, три года — на альбом King Midas Sound, я все время варился в своей студии, и мне больше некуда и незачем было идти. Когда я перебрался в Берлин, встретил свою нынешнюю жену, завел двоих детей, я попросту стал лучше и музыку теперь делаю быстрее. Частично потому, что это необходимость, когда у тебя столько хлопот. То, на что я раньше мог тратить недели, приходится делать за час. Это условие приводит твой разум в тонус, оно требует сфокусированности, собранности и техничности. Раньше у «разболтанного» свободолюбивого меня была аллергия на ограничения, теперь же структурированность помогает мне быть более продуктивным.
— Ты ставишь свою музыку детям?
— Да, сейчас им нравится альбом Miss Red K.O. — моей полуторагодовалой дочери и четырехлетнему сыну. Еще раньше сын любил грайм. А дочка вообще большой меломан, постоянно танцует, когда слышит музыку. Наверное, у нее это от мамы и папы, одержимых музыкой.
— Как ты познакомился с Miss Red и почему решил помогать ей на музыкальном поприще?
— Как-то в 2011-м я играл в Израиле на одном большом рейве. Следующим вечером промоутеры позвали меня на свойскую афтепати в небольшой бар в Джаффе, где собирались сами диджеить и на что подбили и меня. Крохотный круглый бар, отменная атмосфера — люди танцевали на столах, на стульях и друг у друга на головах. Даже подтянули дополнительные сабы, во время сета бас лупил так, что позади меня разбивались стаканы. К счастью, владельцам было совершенно плевать, благослови их небо.
В тот момент из толпы ко мне подошла Miss Red, одернула за плечо и спросила, можно ли ей поджемить сверху на какой-то бит. Будь это стандартное шоу The Bug, я бы вежливо отказал, но обстановка располагала, я пустил ритм, она взяла микрофон, а потом у меня отвисла челюсть, потому что ОГО! Это был дар богов. В конце около четырех утра я договорился с ней записать в этот же день что угодно в любой местной студии. Она пришла еще пьяная после ночи, вообще без опыта записи в студии, и мы сделали набросок того, что потом стало первым синглом Diss Mi Army. Мне повезло найти мощный неограненный талант и помогать ему развиваться дальше. Да и просто мы отлично «спелись».
Мне даже не нужно жертвовать своими низкими частотами в музыке в угоду ее вокалу, потому что она работает на высоких. Шэрон — друг семьи, близкая подруга моей жены и любимая тетя детей. А еще она настоящий фрик, как я. Так что это вполне естественный фит.
— Совместные проекты — это основная составляющая всей твоей карьеры. Как каждая коллаборация влияла на тебя?
— Продюсирование — это довольно одинокое существование, оно может свести тебя с ума, особенно когда приходится переслушивать что-то снова и снова. Поэтому здорово взаимодействовать с кем-то еще, чтобы даже просто посмотреть на вещи с другого ракурса. Я счастливчик, потому что большинство моих коллабораций основаны на взаимном восхищении. Например, когда я пригласил Лиз Харрис (aka Grouper) записать что-то вместе для будущего Angels & Devils, я думал, она даже не знает о моем существовании. А оказалось, что за пару недель до этого она ставила в машине Skeng своей маме!
Та же история с Death Grips. Когда-то давно я мельком пересекся с ними после их шоу в Лондоне, тогда они меня совсем не знали. А когда годы спустя я написал им: «Ребята, может, вы захотите придумать что-то сверху на мои биты?» — они прислали мне в ответ текст Skeng с подписью «Да, мы определенно сделаем это!». Сегодня мне очень повезло работать с Moor Mother в рамках проекта Zonal. Мы делаем его вместе с Джастином Бродриком, как делали Techno Animal много лет назад.
Люди, с которыми я работаю, как правило, имеют свой голос, им есть что добавить к моему. Они пионеры в своем деле. И я польщен каждый раз, когда они решают, что вместе у нас может получиться что-то особенное.
— А что ты думаешь про Mount Kimbie, с которыми тебе выступать на одной сцене 2 ноября?
— Знаю их давно, мы делали несколько шоу вместе, когда они еще были в трио с Джеймсом Блейком. Я уважаю то, что они делают, особенно живьем. Mount Kimbie из тех, кому удалось стать популярными и при этом сохранить некоммерческое звучание. Когда я впервые беседовал с Miss Red о работе в этой дерьмоиндустрии, я сказал, что есть легкий путь: выпускать посредственную ерунду ради быстрого результата. Но также я поставил в пример путь артистов, которые не изменили своей хардкор-позиции и выстроили отношения со своей аудиторией через уважение и качество материала. Mount Kimbie так и сделали — не пошли на компромисс и остались собой.
— Какое-то время ты вел отчеты о концертах — war reports, в которых устраивал порку недобросовестным организаторам. Как начал и почему закончил?
— Начал, потому что постоянно сталкивался с промоутерами, которые не выполняли свою часть сделки: не предоставляли оговоренные саунд-системы, а значит, лишали меня и публику должного опыта. Пришлось начать битву, чтобы они начали воспринимать звук серьезно. Весь тот труд, который я вкладываю в свой материал, плохое оборудование может попросту уничтожить. Вообще-то, 60—70% отчетов были положительными, но круги по воде пустили брутальные.
Конечно, это сказалось на моей репутации. Мои агенты просили больше не писать. Бывший агент в США даже потребовал удалить отчет об одном шоу в Нью-Йорке, потому что промоутер набросился на него и пригрозил больше никогда с ним не связываться. Людям в музыкальной индустрии честность не на руку, им бы только лизать друг другу задницы. Это не про меня. И все же я перестал писать их где-то год назад. Во-первых, они правда улучшили ситуацию с аппаратурой — жаловаться было почти не на что. А во-вторых, они сократили число моих шоу. Да и четыре года назад у меня других дел прибавилось. Но даю слово: если очередная катастрофа случится, я обязательно об этом напишу.
— Надеюсь, не после шоу в Киеве.
— Да! Правда, мне уже написали в Twitter, что в тот же вечер в Киеве играет мой хороший друг Джим — Om Unit — и Killa P. Это какой-то бред, что мы выступаем одновременно. Не думаю, что такие события случаются каждый день, и сбить все в одну кучу… Надеюсь, хотя бы тайминг не совпадет.
— Правда, что твоя любимая саунд-система — это Funktion-One?
— Твердое нет. Даже близко не любимая. Это довольно хайповая система, которая подходит тем, кто играет вылизанное техно или стерильный драм-н-бэйс. Для меня их звук плоский и сухой. Другое дело — саунд-системы от Void, прямого конкурента Funktion-One. У них есть установка Incubus, которая даже выглядит совершенно безумно, как инопланетная скульптура, а уж звучит и того похлеще. Void делает тот звук, который заставляет меня улыбаться. Вообще, мне нравятся старые добрые системы, которые доводят до слез большинство звукорежиссеров. Я люблю перегруз и грязь.
— Какое последнее шоу потрясло тебя? Из твоих или чьих-либо еще.
— Из моих — последние с Zonal и Moor Mother. Мы не ждали сверхособенного от нашей коллаборации, а по факту все вышло очень круто. Что касается других — сет ямайских продюсеров Equiknoxx на одной из моих вечеринок в Pressure. Это был потрясный дэнсхолл-футуризм. Вспомнился случай в Лондоне, когда я попал на событие Plastic People, в рамках которого в городе впервые выступал Flying Lotus. Его звучание снесло мне крышу, этот невероятный потенциал, я такого еще никогда не слышал. Это было так хорошо, что я почувствовал зависть. И когда играли Equiknoxx, я тоже завидовал, так это было хорошо.
— Ты советовал всем музыкантам спрашивать себя, ради чего они делают музыку, и проверять, правильны их мотивы или нет. Какие, по-твоему, мотивы «правильные» и какие «неправильные»?
— Неправильно делать музыку ради денег. Это неизбежно приводит к компромиссам, когда ты жертвуешь своей музыкой. Потом ты оказываешься в зоне комфорта. А мне кажется, что музыка рождается в нестабильной среде, когда хаос генерирует это электрическое напряжение, пока ты пытаешься обрести свой собственный голос. Моя карьера держится на том, что я никогда не забегал вперед и не строил планов, просто шел от альбома к альбому и не пытался охватить «большую картину». Кто-то подумает, что я идиот, но это мой способ поддерживать огонь страсти к тому, что я делаю. И сейчас эта страсть горячее, чем когда-либо. Я одержим музыкой. Это вселенная, параллельная той, в которой нам приходится существовать. И я в ней живу.
Читайте также:
Фото: Ninja Tune
Иллюстрации: Евгений Шилов, специально для DTF Magazine
Подписывайтесь на DTF Magazine в Facebook, Instagram, Twitter и Telegram
Также подписывайтесь на нашу еженедельную рассылку на сайте
