Etapp Kyle — один из самых известных диджеев и продюсеров из Украины: он выступает по всему миру, уже пятый год — резидент берлинского клуба Berghain и издается на его inhouse-лейбле Ostgut Ton. 20 марта там вышла его пластинка Nolove, и к заглавному треку артист уже представил клип, снятый в родных для себя местах — Черновцах, Каменце-Подольском и окрестностях.
Именно в Черновцах Сергей Кушнир и увлекся электронной музыкой, а вскоре, фактически минуя украинскую сцену, попал в Москву.
«Так получилось, что я, парень из деревни, переехавший в город, услышал электронную музыку и стал ею заниматься. Какое-то время диджеил, но это особо ни к чему не привело. Тогда я все забросил и начал писать музыку. А Никита и Кирилл из тусовки «Армы», с которыми я познакомился онлайн, показали мои миксы Наташе Abelle. Так я туда и попал. Таким образом чувак из ниоткуда стал резидентом «Армы». Кроме Москвы я практически нигде не играл, но на тот момент уже делал более смелые шаги в продакшене, и друзья показали мои демки нескольким артистам. Среди них был Бен Клок», — рассказывает Сергей.
После релиза на лейбле Бена Клока Klockworks, первых выступлений в Berghain и на вечеринке Ричи Хоутина на Ибице артиста стали звать на гастроли в разные страны. А через два года Berghain предложил присоединиться к команде резидентов.
Съемки клипа к Nolove проходили в декабре, в период выступления Etapp Kyle на киевском Boiler Room. Над видео Сергей работал вместе с Яношем Бужницей, а документировал весь процесс на фото Сергей Вередин. Команда также записала около 60 интервью с местными жителями, которые планирует опубликовать на отдельном сайте-выставке.
Кроме того, Сергей уже делится планами запуска платформы для артистов, на которой будут издаваться и украинские музыканты.
DTF Magazine узнал у Etapp Kyle, как задумывался и зачем нужен проект Nolove, поисках героев, о родных для него местах и о том, в чем суть концепции Nolove. И показываем бекстейдж съемки.
Об идее проекта
Что-то снять я хотел давно; у меня было много идей, скетчей, но ни малейшего понятия о том, как это делается. Зато мой друг Янош изучает кинематограф в одном из университетов Бухареста, и съемки у него отлично получаются, есть и необходимое оборудование.
Я рассказал ему о своей идее видео, мы оба загорелись, и сценарий начал разрастаться. В итоге он стал настолько большим, что я понял: к такому проекту будет сложно приступить. Это уже кино, пусть и короткий метр. Мне хотелось написать к нему музыку, предполагалась и серьезная работа в плане актеров, продакшена: сам бы я уже не потянул. Да и непонятно было, смогу ли вообще это делать без опыта.
Поэтому мы решили отложить этот проект и начать с того, что нам под силу. Подумали: «А давай просто снимем клип», и стали работать над этой идеей. Но я не понимал, в какую сторону хочу двигаться, пока в прошлом году не поехал домой.
Произошли некоторые события семейного характера, из-за которых я вернулся туда, где давно не был, увидел родных людей, с которыми не общался много лет. Поездил по местам, в которых вырос, и захотел показать атмосферу своего детства, весь этот быт. Возникло чувство, что через какое-то время я уже не смогу этого сделать.
Изначально я хотел передать вайб только через людей, которые там живут, их истории и эмоции, то есть планировал записать короткие интервью и статичные кадры с портретами. Сначала даже думал сделать это для четвертого трека Eden, он очень мелодичный, и в нем есть какая-то меланхолия, а меня как раз больше интересовали жизненные истории. В принципе, этим всем мы и занялись в самом начале.
Так что это не совсем клип и не совсем фильм. Я просто захотел собрать материалы, передающие атмосферу региона. И хотя Каменец-Подольский — уже не Черновицкая, а Хмельницкая область, для меня это все единое пространство.
О родных местах
Я родился в Каменце-Подольском, немного пожил в Германии и в России, затем — у бабушки в деревне, а потом — в Черновцах. У меня очень смешанная картина того, какой жизнью жил регион. Ты приезжал в город, и там были пацаны, которые слушали хип-хоп и ходили в широких штанах, или ребята, знающие слово «кислота». Металлисты, панки, неформалы, спортсмены. Но в деревне вообще ничего такого не было, из развлечений — два канала в сломанном телевизоре. В этой изоляции я прожил девять лет.
Еще лет семь-восемь назад, приезжая к бабушке, я брал ее машину, и мы вместе ехали к дедушке на могилу. Через все эти деревни, где они родились, где мама выросла, видели бывший бабушкин дом. Даже не знаю, какого он года, но крыша в нем была соломенной, и ее не меняли лет сто. А в прошлом году мы заметили, что дома больше нет. Его давно выкупили и построили на его месте что-то другое.
Дедушка родился в селе Оринин, оно когда-то было очень большим, райцентром. В нем располагался какой-то военный объект, из-за которого, поговаривают, люди стали часто умирать. В общем, село фактически опустело да и дома у нас этого тоже уже нет.
И я решил сделать для себя этот проект как некий тейп, который вобрал бы в себя весь колорит региона, все те вещи, которых больше нигде нет.
О съемочном процессе
У нас на все было дней восемь-десять. Я прилетел в Украину 1 декабря перед Boiler Room, и мы начали снимать.
Чтобы найти персонажей, дали объявление в каком-то местном инстаграм-канале. Откликнулось просто нереальное количество желающих. На самом деле было два типа объявлений: в деревнях мы писали что-то вроде «Съемки в социальном фильме», так как тогда еще было сложно объяснить людям, что мы делаем. Да мы и сами до конца не понимали, как это будет выглядеть. А в городе писали, что это клип, потому что нам нужна была молодежь.
У меня много друзей в Черновцах, но я не хотел их снимать. Мне нужны были люди, которые в других обстоятельствах не попали бы в объектив и о существовании которых никто бы не узнал.
Когда мы отсняли ключевых героев и летели в Киев на Boiler Room, я сказал Яношу:
«Мне кажется, мы двигаемся вообще не в том направлении, что-то не так».
Янош меня хорошо знает, у меня все время «что-то не так», поэтому он никак не отреагировал. Но я уже тогда понимал, что снимать только людей недостаточно. После выступления мы вернулись в Черновцы и наконец поехали к бабушке. Проезжая места своего детства, я осознал, что хочу снимать и те локации, которые имеют хоть какое-то отношение к картинкам, оставшимся в моей памяти.
Девяносто процентов того, что есть на видео, вообще не было запланировано — все рождалось на ходу. У нас было письмо-рекомендация из Верховной Рады, и это часто помогало в ходе съемок.
Я, по сути, и продакшеном занимался на этом проекте — ту же ткань к мосту привязывал. Мы даже возвращались в Украину из Бухареста, где все монтировали, чтобы переснять этот кадр. Когда мы снимали в первый раз, был такой сильный ветер, что хоть я и вылил на ткань целую канистру бензина, она не загорелась. Просто прогорела дыра — и все. А было пять утра, снег с дождем, все ужасно замерзли. Закончился и материал, и бензин, и вообще мы стояли посреди поля. Но в этом всем были определенная романтика и незабываемое чувство единства на площадке.
О локациях
За один нереально крутой съемочных день мы сняли большинство локаций, которые есть в клипе. Заехали в «Днестр». Когда-то это был один из самых престижных ресторанов Советского Союза, а сейчас стоит заброшенный. Мама рассказывала, что отец водил ее туда на свидания еще до свадьбы. Там сохранились некоторые элементы интерьера.
Церковь в клипе — 1738 года, деревянная еще. Ее несколько раз пытались разрушить: там то склад был при коммунистах, то у пана гусей держали. Но сейчас она действующая, находится в деревне на 20—30 домов, куда в снег практически невозможно заехать. Батюшка приезжает туда раз в неделю на автобусе из Тернополя, а это четыре-пять часов!
Я не религиозный человек, но это огромный пласт культуры в этом регионе, где люди очень верующие. Бабушка до сих пор, когда звонит, всегда говорит что-то вроде «Лишайся з Богом». В общем, религия играла большую роль в моей семье, поэтому я и хотел это показать. Интересно, что, пока мы снимали, женщина, открывшая нам церковь, не прекращала молиться.
О концепции нелюбви
В деревню, где родился дедушка, жизнь так и не вернулась. Там почти нет молодежи, одни старики. Что-то разрушилось, а что-то выглядит ужасно из-за отделки из дешевых китайских материалов.
После съемок мы проезжали огромный неработающий универмаг «Украина» на холме, и мне захотелось остановиться возле него. Говорю ребятам:
«Тут вообще нет любви, все умерло». И вот так совершенно спонтанно я вышел и написал баллончиком на стене «любовь».
Утром зачем-то купил баллончики, даже не представляя, что буду с ними делать. Целая толпа людей собралась поглазеть, увидев дрон, я думал, хоть бы там не было владельцев универмага.
На тот момент у клипа было другое рабочее название, а это граффити, которое даже не граффити, а просто бомбинг, в итоге сыграло важную роль: с ним все обрело форму и смысл.
Я бы все же не говорил, что там совсем нет любви, ведь если нет любви — нет и жизни. Но ее там не хватает, все серое.
Интересный факт: выезжаешь из этого места в сторону Черновцов, попадаешь в любую деревню — и там уже живее. Вообще на протяжении всей дороги, это где-то 100 километров, все становится лучше и обретает краски, появляются люди. Ближе к Черновцам самые богатые села, одно из них даже занимается свадебными платьями. Но мне это было не очень интересно, я хотел показать места своих предков.
Так что проект не о том, что в регионе совсем нет любви, а скорее, о том, как бы хотелось, чтобы она туда вернулась.
О гопниках и парне с автоматом
Парень с автоматом в клипе — это наш фотограф Сережа. Он очень крутой чувак, отлично разбирается в искусстве. А еще у него нереальный вкус в музыке: он большой фанат Autechre.
Я хотел снять гопников, так как парни с района были важной частью моей юности. То есть не прям гопники-гопники, которые «остановил-отжал», а те, которые вроде и на районе с семечками, но при этом иногда слушали серьезный суперандеграундный музон — «кислоту». Там он граффити забомбит, тут он на скейте покатается или брейкданс потанцует. Нет сейчас такого, и я вообще не понял, куда это исчезло.
Мои друзья все были какими-то экстремалами, многие слушали хип-хоп, например. Что-то происходило на уровне субкультуры. В общем, мы объездили все районы и не нашли подходящих чуваков, поэтому решили снять Сережу в этой роли.
У некоторых пацанов, когда мы тусовались на районе, были стволы. Я еще помню этот своеобразный вайб, почти гетто, в подобном пространстве часто рождались удивительные вещи. Так вот, чтобы найти в Черновцах АК-47, потребовался всего один звонок. Снимать Сережу с автоматом мы пришли в театр — в этом была толика абсурда. Декорации района, где раньше была своя культура, я решил заменить театральными.
О героях выставки
Самых крутых персонажей, рассказавших какие-то сюрные истории, нам помогала найти девушка-волонтер, которая заботится о пожилых людях. Наиболее эмоциональным для меня был момент, когда мы приехали в дом престарелых и поговорили там с одной бабушкой, у которой была нереальная энергетика.
За время съемок мы общались с людьми на украинском, русском, румынском — Янош его знает, и я чуть-чуть понимаю — и даже на английском. Этот регион очень мультикультурный. Обычно я задавал пару вопросов, а дальше человек начинал рассказывать свою историю. Хотелось запечатлеть очень разные эмоции, настоящую жизнь.
В театре мы случайно встретили девушку, которая тоже хотела поучаствовать в съемках, но не знала, что сказать на камеру. А я иногда делаю какие-то наброски на пару строчек в заметках, вот и дал ей свое четверостишие на английском, которое закончил на днях. Я не пишу стихи, так, иногда случается. Оказалось, что девушка много лет жила в Лондоне, так что она с идеальным произношением прочла это стихотворение. И вот она его читает, а я вдруг понимаю, что это отличное описание происходящего. Хотя на тот момент не было до конца понятно, как мы это используем, позже оказалось, что материал сыграл одну из ключевых ролей.
На монтаже мы собрали все важные кадры с людьми и локациями (всего 240) и проиграли их в первые 10 секунд видео, а сверху поместили текст стихотворения. Тот, кто смотрит внимательно, наверняка захочет прочесть эти строки и, нажимая паузу, каждый раз будет попадать на разные кадры.
О значении проекта
Для меня это все о вайбе моей юности — том периоде, когда мне было от 13 до 20 лет.
Я не ностальгирую по той эпохе, но проект имеет для меня колоссальную личную ценность.
Во время съемок я снова начал курить, хотя бросил девять лет назад. Мы постоянно были в снегу и холоде, где-то рандомно останавливались, ели что попало, но в этом всем была какая-то магия. Не могу передать, как сильно я скучаю по тем дням, когда мы втроем с чуваками ездили по этим городам и деревням. Этот опыт и эмоции — сами по себе вознаграждение.
Для меня творчество — способ самореализации и самовыражения, но в моем представлении оно все же должно вызывать некий резонанс. Я стремлюсь к тому, чтобы стать артистом того уровня, когда тебе абсолютно неважно, получит ли твой проект признание.
Чуваки, пишущие самую крутую музыку, и так знают, что это крутой стафф, им все равно, на каком лейбле он выйдет и что напишут в ревью. У них есть стержень, поэтому их работы и получают признание. Чем дольше я работаю, тем больше понимаю это.
Когда-нибудь я захочу вернуться к идее снять фильм. Хотя последние пару недель мне вообще ничего не хотелось, я много работал еще с октября и не помню, когда нормально спал. Пластинку сводил сам: не захотел, чтобы кто-то это делал для меня. С мастерингом были проблемы — пять раз переделывали. А съемки вообще стали возможными только благодаря тому, что у меня тур в Южную Америку отменили. Сейчас хочу попробовать абсолютно все: снимать, менять ракурсы… А почему нет?
Многие знают, что от меня нужно ждать именно музыки, но я ведь не музыкант в классическом понимании — так, клацаю что-то на компьютере. Но что-то же рождается. Так же и с другими видами искусства: все упирается не столько в конкретные знания, сколько в то, как человек видит и способен ли реализовать свои идеи.
Читайте также:
Все фото: Сергей Вередин
