Шайа Лабаф: Как кино и искусство спасло золотого мальчика Голливуда

За 20 лет в кино 33-летний Шайа Лабаф оброс мифами. Он успел побывать A-list-актером в блокбастерах, плагиатором, многообещающим дарованием, героем сверхвиральных мемов, перформером-метамодернистом, пьяным дебоширом, театральным реформатором, экзистенциальным провалом и его исследователем и много кем еще. Однако автобиографический фильм «Лапочка» (Honey Boy), демонстрирует, что все это время актер в первую очередь оставался мальчиком, травмированным тяжелыми отношениями с отцом (как и многие его ровесники).

В преддверии премьеры «Лапочки» на фестивале американского кино «Незалежність» DTF Magazine отследил превращение «парня из „Трансформеров“» в отличного актера, написавшего сценарий к собственному байопику, в котором сыграл своего же отца. И чем, по словам режиссера «Лапочки», совершил «кинематографичный акт мужества» 

ОТЕЦ, БОЛЬ И СТЕНДАП

По словам Шайи Лабафа, он был «благословлен дерьмовой жизнью». Отец Джеффри Крейг Лабаф — бывший клоун и мим — глушил посттравматический синдром после войны во Вьетнаме алкоголем и героином, от чего позже спасался на собраниях анонимных алкоголиков и в реабилитационных центрах. Мать Шейна — танцовщица в ночных клубах и дизайнер ювелирных украшений. Семья сводила концы с концами, ведя бедную жизнь хиппи: плыла по течению, чередуя подработки со скандалами, но зато очень творчески и с любовью к сыну. При этом мальчик подвергался вербальному и ментальному насилию со стороны отца. После очередного алкогольного срыва мужа Шейна подала на развод и перебралась с сыном жить в местный экопарк.

Ребенком Шайа давал выход своим психологическим травмам, пародируя отца перед родственниками. К 10 годам он уже выступал в местных стендап-клубах, чтобы заработать денег и выжить, а не потому, что мечтал об актерской карьере. Прикинувшись менеджером по телефону, он сам нашел себе агента на желтых страницах справочника, который в 1998 году открыл ему двери в кино.

Хотя оба родителя верили в актерское будущее сына, именно Джеффри служил для него главным катализатором. Момент, когда Шайа осознал ключевую роль отца в своем становлении, случился на съемочной площадке фильма «Рождественский путь». Ему не удавалось сыграть надломленные чувства сына, тоскующего по отцу, и он попросил, чтобы Джеффри разрешили встать возле камеры. За миг до съемки тот прошептал сыну издалека: «You can do it, honey boy» («У тебя получится, лапочка») — сработало, Шайа «сломался».

В 2014 году Лабаф скажет журналу Interview:

«Когда я не чувствую связи с рабочим материалом, мой путь к раскрытию — это моя собственная жизнь. Единственное ценное, что досталось мне от отца, — это боль… Папа — мой ключ к большинству базовых эмоций. Мои лучшие и худшие воспоминания связаны с отцом, мои глубокие травмы и величайшие радости пришли от него. Это негативный дар. И я пока не готов отпустить его, поскольку ярость несет в себе много силы».

ТОТ ПАРЕНЬ ИЗ «ТРАНСФОРМЕРОВ»

Прорывом для него стала главная роль в сериале «Зажигай со Стивенсами» на канале студии Disney. Череда подростковых фильмов, появления в таких «тяжеловесах», как «Я, робот», «Константин: Повелитель тьмы», «Бобби», и второстепенная роль в «Как узнать своих святых» привели его к поворотным главным ролям 2007 года — в триллере «Паранойя» и мультфильме «Лови волну!». Наконец, в 21 год Шайа Лабаф предстал в определяющем для своей карьеры фильме — боевике режиссера Майкла Бэя и продюсера Стивена Спилберга «Трансформеры».

Актер сыграл главного протагониста двух следующих блокбастеров франшизы — «Месть падших» и «Темная стороны Луны». А еще участвовал в возрождении двух разноплановых киноисторий — «Индиана Джонс и Королевство хрустального черепа» в тандеме с Харрисоном Фордом и «Уолл-стрит. Деньги не спят» с Майклом Дугласом.

Несмотря на безбедное существование и безоблачные перспективы, Шайе становилось не по себе от работы над блокбастерами. В 23 года актер признался журналу Parade:

«Иногда мне кажется, что я проживаю бессмысленную жизнь, и мне становится страшно. Я знаю, что являюсь одним из самых везучих чуваков в Америке сейчас. У меня есть деньги, я знаменит, но все может измениться… Многие актеры большую часть времени думают, что они ничего не стоят. Понятия не имею, откуда берется эта неуверенность, но это дыра размером с Бога… Я не знаю, что должен делать актер. Не знаю, что делаю я».

Шайе казалось, будто его воспринимают как «того парня из „Трансформеров“», стремящегося поиграть в серьезное кино. В 2010 году тет-а-тет-сцена с Джошем Бролином в «Уолл-стрит» потрясла Лабафа осознанием, что он переигрывает: «Неуверенные в себе актеры слишком стараются. В той сцене я позволил амбициям встать на пути правды».

КИНО ВМЕСТО ЖИЗНИ И САМОСАБОТАЖ

Шайа потянулся к сложнее устроенным персонажам, воплощение которых требовало бы предельной искренности, похожих на героев, сыгранных Гари Олдманом, Филипом Сеймуром Хоффманом, Хоакином Фениксом — профессиональными кумирами Лабафа.

Он не хотел быть вторым Томом Хэнксом или Томом Крузом, которых ставили ему в пример. Шайа не чувствовал в себе положительного героизма:

«Даже в комиксах мне нравился не Супермен, а Веном. Я вырос на „Симпсонах“, Bebe’s Kids и „Южном Парке“ — с иронией. Мне не нравился Джеки Чан — привлекал Стивен Сигал, этакий раненый воин. Парни, служившие для меня примером, были образцами для моего отца».

Лабаф отказался от ролей в «Социальной сети», «127 часах» и «Эволюции Борна» ради поиска персонажей, похожих на него самого: надломленные противоречивые молодые люди в экзистенциальном кризисе. В то же время актер встал на путь иммерсивной синхронизации с киноперсонажем на грани с актерским методом по системе Станиславского. Будь то танкист во время Второй мировой или легендарный теннисист конца 1970-х, готовясь к исполнению роли Лабаф несколько месяцев жил жизнью каждого нового героя, а итоговое воплощение перед камерой было сродни личному жизненному опыту актера.

Интерес к актерскому методу начался с совместной работы с Томом Харди в драме Джона Хиллкоута «Самый пьяный округ в мире»: «…Ты ничего не контролируешь. Ты отдаешься процессу. Процесс все контролирует. Я перенял эту метод-фишку, глядя, как Том Харди проделывает свои махинации в „Самом пьяном округе в мире“». Однако Шайа не считает себя метод-актером — скорее субъективистом, эскапистом, «ныряющим» и «сбегающим» в роль предельно самоотверженно:

«Я совершаю прыжок, не сомневаясь в подлинности… Ступаю туда до самого конца… Я постоянно прыгаю с обрывов и наращиваю крылья, пока падаю — как в жизни, так и в искусстве. Это глубоко духовная азартная игра. Ты тот, кем выберешь быть».

Сильнейший эффект на Лабафа произвела роль религиозного наводчика-танкиста в военной драме Дэвида Эйера «Ярость». Он сознательно принял христианство (будучи наполовину евреем), вступил в национальную гвардию, жил в палатке, четыре месяца не мылся, спилил один зуб под корень и нанес порезы на правую щеку, поскольку узнал, что такие шрамы оставлял труд наводчика танка.

На съемочной площадке фильма Шайа почувствовал ту семейность, которой он был лишен в детстве: актерский состав, включая Брэда Питта, тесно сплотился между собой и со всей съемочной группой. А направление к сближению задавал Эйер, спавший на земле в палатке так же, как Шайа, — роднее режиссера актер пока не встречал.

Из Второй мировой Лабаф перепрыгнул в афганскую «Войну» Дито Монтиеля с участием личного героя Шайи — Гари Олдмана. Согласно журналу Variety, Лабаф «достиг этого аутентичного перформанса „больно смотреть“, который редко встречался со времен Марлона Брандо и Монтгомери Клифта».

Главный мужской персонаж в «Американской милашке» Андреа Арнольд позволил Шайе вплести в образ присущую ему самому эксцентричность. По мнению многих, нельзя было найти более подходящего актера на роль вспыльчивой легенды большого тенниса Джона Макинроя, чем Лабаф, в спортивной драме Януса Меца Педерсона «Борг/Макинрой». На время съемок фильма Шайа уже заслужил репутацию импульсивного «плохого парня» со странностями.

«Шайа пытается пробить барьер между актерством и реальностью», — говорил Янус Мец. Но если актер от этого только выигрывал, то для обычного человека это было бремя, которое тянуло его ко дну.

С 2007 года Шайю Лабафа не раз арестовывали в связи с алкогольным опьянением и лишали водительских прав. В 2014 году актера выгнали из театральной постановки спектакля «Сироты» за агрессию в адрес Алека Болдуина, также участвовавшего в постановке.

Лабафа задержали за пьяный дебош во время мюзикла «Кабаре» в нью-йоркском театре Studio 54 и оскорбления в адрес полицейских, которые вывели его оттуда. Хотя после этого он добровольно решился на 12-шаговую программу по преодолению алкогольной зависимости.

В 2017-м актера снова арестовали за публичное пьянство, хулиганство и оскорбление полиции в Саванне. Кроме исправительных работ и штрафов, актеру назначили консультации по управлению гневом и позже диагностировали посттравматический синдром.

САЙД-ПРОЕКТЫ И ОБВИНЕНИЯ В ПЛАГИАТЕ

Кроме кинематографа, Шайа Лабаф пробовал найти «собственный голос» в других направлениях. Будучи фанатом рэпа, он снял клипы на сингл I Never Knew You рэпера Cage и песню Marijuana хип-хоп-исполнителя Kid Cudi, а все вместе они создали короткометражный фильм Maniac. Кстати, сегодня любимый хип-хоп-релиз Лабафа — альбом The Book of Traps and Lessons британки Кейт Темпест.

После появления в клипе на песню Fjögur Píanó рок-группы Sigur Rós, где Лабаф предстал обнаженным, станцевал контемп и, разумеется, проникновенно сыграл, его заметил Ларс фон Триер и позже пригласил на роль Жерома в «Нимфоманке».

В клипе Sia на песню Elastic Heart Шайа и 13-летняя Мэдди Зиглер воплотили в танце сложные взаимоотношения певицы с ее отцом, что было хорошо знакомо самому актеру.

Также он театрально аплодирует в конце лайв-видео на сатирическую песню Shia LaBeouf Роба Кантора, в которой повествуется о кровожадном каннибале Шайе Лабафе — шутка в ответ на вызывающее поведение последнего на публике. Эта сцена с аплодисментами стала главным мемом 2015 года и любимым мемом Лабафа с его участием.

Пока актеру удавалось воплощать идеи других людей, генерация собственных оказалась серьезным вызовом. Лабаф создал три коротких графических рассказа — Stale N Mate, Cyclical, Let’s Fucking Party — и серию комиксов Cheek Up’s. Но через год в Stale N Mate и Let’s Fucking Party распознали плагиат произведений Бенуа Дютертра и Чарльза Буковски. Затем Шайа выложил в сеть новую короткометражку HowardCantour.com, которая была скроена из сюжета и реплик комикса Justin M. Damiano Дэниела Клоуза. 

В случае с комиксами Лабаф утверждал, что плагиаризм в цифровом веке невозможен, что это перепрофилирование: «Авторство — цензура. Должен ли Господь подать на меня в суд, если я нарисую реку?» За короткометражку актер принес извинения в Twitter — тоже словами других людей. И все же в последнем случае он вправду сожалел, осознавая, что здесь зашел слишком далеко. «Факапам свойственно знакомить тебя с самим собой», — сказал он о том периоде.

ЗНАКОМСТВО С МЕТАМОДЕРНИЗМОМ 

Шайа Лабаф дошел до черты, когда жизнь имитировала кино, когда он настолько не чувствовал себя, что говорил словами других, и когда его пьянство и агрессивное поведение демонстрировали ему же, что яблоко от яблони недалеко падает: он превращается в собственного отца. В это время Лабаф познакомился с метамодернизмом, что трансформировало его экзистенциальный кризис в исследование.

Метамодернизм в форме перформанса актеру открыли художники Люк Тернер из Великобритании и Настя Саде Ренко из Финляндии, с которыми он вступил в творческую коллаборацию. Лабафу импонировала идея «колебания на грани модернистских и постмодернистских ценностей», когда ключевым импульсом для человека настоящего времени становится желание «быть одновременно ироничным и искренним».

В 2014 году Лабаф начал претворять эту концепцию в жизнь на премьере «Нимфоманки», когда появился на красной дорожке Берлинского кинофестиваля с бумажным пакетом на голове, гласящим: «I AM NOT FAMOUS ANYMORE» («Я больше не знаменит»).

Далее последовал перформанс #IAMSORRY, когда актер встречался наедине с посетителями галереи в Лос-Анджелесе с тем же пакетом на голове в полнейшей тишине и люди могли делать с ним все, что хотели.

Проект #INTRODUCTIONS арт-трио реализовало совместно со студентами Центрального колледжа искусства и дизайна имени Святого Мартина в Лондоне. Они написали короткие монологи, которые Шайа сыграл на фоне зеленого экрана. Мотивационный монолог Just Do It из получасового видео стал сверхпопулярным и обрел вторую жизнь в мире интернет-мемов.

https://www.youtube.com/watch?v=4RfoyEKfhPo

https://youtu.be/NXOISYS5ubY

В рамках #ALLMYMOVIES камера в кинотеатре сняла, как Лабаф смотрит все свои фильмы.

В течение 30 дней роудтрип-проекта #TAKEMEANYWHERE Шайа, Люк и Настя путешествовали ровно туда, куда намеревались их отвезти или отвезли все желающие.

#INTERVIEW, #TOUCHMYSOUL, #ELEVATE, #HEWILLNOTDIVIDE.US, #FOLLOWMYHEART — все перформансы трех художников широко освещались онлайн и подразумевали плотное взаимодействие с аудиторией в соцсетях.

Для Шайи Лабафа эти проекты были не столько про искусство, сколько про формирование небольших комьюнити в реальности на базе виртуального контакта, «исцеление через взаимодействие» в эпоху беспрерывного ментального поиска, обновления, загрузки. Он хотел очеловечить себя и попросту завести друзей. Так плагиатор одним махом превратился в достойного художника.

ВОЗМУЖАНИЕ ЧЕРЕЗ СОЗИДАНИЕ И ГУМАННОСТЬ

«У меня всегда был долбанутый взгляд на мужественность, — говорил Лабаф журналу Interview в 2014 году. — Мой отец был пушечным ядром, как Хемингуэй. Вдобавок он был наркошей и хулиганом, лишь бы доказать, что он не „нежный цветочек“. Мой путь к зрелости представлялся так, будто ты должен либо совершить уголовное преступление, либо оплодотворить женщину, либо отправиться на войну. Эти вещи делали из тебя мужчину».

Тем не менее после нескольких лет саморазрушения в 2019 году Шайа Лабаф (вслед за Джоной Хиллом) на собственном примере подкрепил идею, что мужчины его поколения достигают зрелости, преодолевая токсичную маскулинность своих отцов, собственную эгоцентричность и создавая нечто, что важно для них лично и приносит пользу кому-то еще.

Лабаф начал писать сценарий к полуавтобиографическому фильму Honey Boy (как называл его Джеффри), отбывая «срок» в реабилитационном центре после очередного ареста за пьяный дебош. На тот момент ему было тошно от своего ремесла и собственной жизни, он уже более шести лет не общался с отцом, у него не было творческого круга друзей. В собственных глазах он был на дне, что, по его словам, и было нужно, чтобы наконец остановиться.

Психотерапевт дала Шайе задание описать ситуации и воспоминания, которые вызывают в нем деструктивные чувства, а он изложил все в формате сценария, поскольку так он привык читать письменный текст. Он отправил наброски режиссеру Альме Харель, которая сняла документальный фильм Bombay Beach и ленту Love True которой он некогда продюсировал. Альме сценарий показался лучшим из всех, что когда-либо попадались ей в руки, и она настояла на том, чтобы вместе с Шайей снять по нему фильм.

Альма Харель, режиссер:

«Меня поразила идея, что Лабаф сыграет собственного отца, и я поняла, насколько смелый это шаг. Что это не только важно, но и, возможно, опасно для его психического здоровья — шагнуть из реабилитации сразу в это… В фильме Шайа поглотил собственную боль, пережил и переварил ее, чтобы создать нечто, что способно исцелять людей».

«Лапочка» рассказывает о взаимоотношениях Шайи с отцом на двух этапах его жизни: когда он был мальчиком и начинающим актером и уже молодым мужчиной с набирающей обороты карьерой. Для Лабафа как творца написание сценария выполнило функцию самореабилитации, а исполнение роли собственного отца и показ фильма зрителям — персональной церемонии взросления, исполненной одновременно боли и отваги.

Когда Лабаф только попал в реабилитационный центр, его спросили, что послужило импульсом для так называемого прозрения. Он ответил: «Для меня это был Зак».

Зак Готтзаген — актер с синдромом Дауна, снявшийся с Лабафом в трогательной драме «Арахисовый сокол» о парне, мечтающем стать рестлером. Зак и Шайа сразу сдружились, и, когда Лабафа арестовали во время съемок фильма в Саванне, его друг не на шутку разозлился: «Ты уже знаменит. Это мой шанс. А ты все портишь».

«Услышать, что он разочарован во мне, — это изменило ход моей жизни, — признался Лабаф. — Зак умеет говорить прямо, и тогда мне нужен был как раз такой „стрелок“ в лоб, с которым я не смог бы поспорить». После релиза фильма Лабаф, который всю жизнь стремился создать вокруг себя миф, заявил:

«Прозрачность и искренность — это новый панк-рок. В отсутствии маски больше тайны, чем в ее наличии».

Вне актерской карьеры Шайа Лабаф вместе актером Бобби Сото запустил бесплатную перформанс-арт-программу Slauson Rec. Theater Company в муниципальном культурном центре «самого маргинализированного района Лос-Анджелеса»: «Здесь у людей совершенно отсутствует экзистенциальное время. Им некогда задаваться вопросами о том, что они думают или чувствуют. Время есть только на выживание».

Лабаф и Сото организовывают уроки актерского мастерства и внедряют такой формат перформанса, как девайс-театр, чтобы представления могли создавать все желающие, а не избранные. В перспективе Шайа намерен добиться, чтобы в театральную кассу выстраивалась очередь длиннее, чем в магазин за новым смартфоном. Сегодня творческий хаб уже поддерживают и навещают Джеймс Камерон, Канье Уэст, Тим Роббинс, Kid Cudi, Thundercat, Джейден Смит, Vic Mensa, YG, Kamaiyah, Shlømo и другие.

Когда мир перестал вращаться вокруг Шайи Лабафа, ему стало легче, проще и спокойнее. По его словам, теперь он мягче нравом и больше улыбается, крепко и трезво стоит на ногах, а весь противоречивый шум выветрился из его головы. Актер приветливее с прессой, даже с той, что раньше смешивала его личную жизнь с грязью.

Он искренне гордится недавними тремя фильмами и театральным проектом. Говорит, что благословлен сверх меры не только работой, которую в последнее время проделывает, но и людьми, с которыми имеет дело. Шайа сблизился с родителями больше, чем когда-либо, и параллельно он создает огромную семью из друзей, потому что «традиция постъядерной семьи 1950—1960-х годов из трех человек очень ядовита»

Год назад актер заявил:

«В течение долгого времени я думал, что жизнь стоит на втором месте после искусства. А потом ты понимаешь, что не может быть никакого искусства без реальной жизни. Сейчас я просто стараюсь разобраться со своей жизнью, потому что, пока я этого не сделаю, хрен что я смогу предложить этому миру».

Судя по всему, на сегодняшний день Шайе Лабафу удалось переместить свою жизнь из кино в реальность.

Фильм Honey Boy (в украинском переводе «Хороший хлопчик») покажут в Киеве 8 и 9 февраля


Следите за DTF Magazine в Facebook, Instagram, Twitter и Telegram

Дизайн — crevv.com
Розробка — Mixis